починами!

Но должность обязывала, и Гриша, не подавая вида, весьма мирно простился с Пшонем и взялся за нитки десятого номера, которые принес ему из сельмага посыльный...

Чтобы никто не мешал и пользуясь своим конституционным правом после окончания рабочего дня целиком отдаваться досугу, Гриша заперся в кабинете, достал из ящика ножницы, а из кармана перочинный нож, нарезал из запасов Ганны Афанасьевны необходимых бумажных заготовок, а из снопа камыша соорудил четырехугольный легонький каркас, скрепив его нитками, после этого что-то приладил, что-то прицепил и отцепил, из самых длинных сводок вытянул пестрый огромный хвост - и вот уже готовый бумажный змей, и рвется он к полету в теплом веселоярском воздухе под лучами заходящего солнца над степными горизонтами.

Гриша осторожно поднес свое бумажно-камышовое сооружение к окну, взобрался на подоконник, встал в проеме окна так, чтобы видела его не только оппозиция, упорно следившая за новым председателем, но чтобы увидели его, может, и во всем Веселоярске, - взмахнул руками, что крыльями, и даже подпрыгнул по-аистиному так, будто собирался лететь, потом крикнул что-то неразборчивое, засмеялся, захохотал и... превратился в пестрого змея с длинным, еще более пестрым хвостом, устремился в теплые воздушные потоки, рванул вверх, а потом плавно спустился вниз и поплыл над самой землей неслышно, загадочно и маняще.

Повеяло духом гоголевских чертей, модернейшей латиноамериканской прозы и украинских химерных романов, босая оппозиция сорвалась с нагретых мест и помчалась следом за змеем, перепуганная, возмущенная, кричащая:

- Новый председатель удирает!

- Левенец полетел!

- Держите Грицка!

- Перехватывайте!

Странно устроен человек. Только что эти яростнейшие сторонники Вновьизбрать всячески пытались отстранить нового председателя, а полетел он от них сам - и уже побежали наперерез, и уже словно бы сожалеют.

А Гриша, выглядывая из-за косяка, хохотал вслед оппозиции, до сих пор не мог бы еще сказать толком, сон ли это или смех, зато наверняка знал теперь, что скуке здравого смысла можно противопоставить только бессмыслицу хохота, и если бы на работе задержалась еще Ганна Афанасьевна, то, быть может, спросил бы у нее, нельзя ли им принять постановление о том, что отныне в Веселоярске разрешается смеяться всем трудоспособным до работы и после работы, а также детям до 16 лет, неженатым и беззубым, мясоедам и кашеедам, а также вегетарианцам.

Стозаботный день закончился хохотом, и Гриша поверил в силу жизни.

Летел горобец через безверхий хлевец...

СМЕХОТВОРЕНИЕ

- Ха-ха-ха!

- Го-го-го!

- Хе-хе-хе!

- Га-га-га!

- Хи-хи-хи!

- Ги-ги-ги!

- Хо-хо-хо!

- Ге-ге-ге!

Вот так бы смеялись веселоярцы и так бы жили, смеясь, если бы не... да ежели бы не... да абы не... да чтобы не...

Как в той песне поется: 'Якбы мени не тыночки та й не перетынки...'

И хотя прославленный французский писатель Шарль Луи Монтескье и сказал когда-то, что 'серьезность - это щит для дураков', но главному герою нашего повествования пришлось, хотя ему и не хотелось, демонстрировать серьезность чуть ли не ежедневно, а вслед за ним и автору, который, вообще говоря, никогда не считал себя слишком серьезным человеком, хотя жизнь каждый раз развенчивала его наивность.

В оправдание некоторых легкомысленных действий нашего героя можем привести пример с композитором Бахом, который всю жизнь писал чрезвычайно серьезную музыку и одновременно очень любил тайком запихивать своим друзьям в карманы селедки - и не дунайские, кстати!

Власть в современном колхозном селе отличается: неодинаковыми правами, разными уровнями, сложными взаимоотношениями, еще более сложными влияниями и последствиями, неодинаковым авторитетом и еще более неодинаковой популярностью, значением фактическим и значением мнимым.

Был ли обуреваем всеми этими тонкостями Гриша Левенец, как председатель Веселоярского сельсовета, когда попросил встречи с председателем колхоза 'Днипро' Зинькой Федоровной и согласился провести эту встречу на нейтральной территории, то есть за прославленным борщом тетки Наталки? Будем искренни: Гриша, даже если бы его избрали генеральным секретарем Организации Объединенных Наций, для Зиньки Федоровны так и оставался бы механизатором ее колхоза, а сама Зинька Федоровна для Гриши навеки оставалась бы председателем, силой, авторитетом и непоколебимостью. Ну, это если бы дело дошло до международных уровней. А сельский Совет требовал другого отношения и соответствующей переоценки ценностей. Как это сделать, Гриша не знал. Что именно надо делать, он тоже не знал. А хотелось.

- Значит, так, Зинька Федоровна, - сказал Гриша, когда они уже отведали Наталкиного борща, - хочу попросить вашего совета.

- Проси, - великодушно разрешила Зинька Федоровна.

- Свиридона Карповича спрашивать неудобно, чтобы он не подумал, будто я хочу перечеркнуть всю его многолетнюю деятельность.

- Неудобно.

- Вот он подготовил вопросы для следующей сессии. О строительстве танцплощадки. О соблюдении автобусного графика. И о поведении нового попа Лаврентия. Готовил Свиридон Карпович, а проводить сессию приходится мне. А разве это вопросы? Надо бы что-нибудь помасштабнее.

- Добавь туда о борьбе с яловостью коров, - спокойно посоветовала Зинька Федоровна.

- Смеетесь?

- У тебя жена - зоотехник.

- Вопрос о моей жене не обсуждается.

- Тогда обсуждай, что знаешь.

- Ну, что-нибудь такое... знаете, - Гриша повертел пальцами, надеясь, что Зинька Федоровна придет к нему на помощь и подскажет, но она не хотела отнимать инициативу у нового председателя сельсовета и молчала. - Ну... Я и сам не знаю, что именно... Хочется чего-нибудь большого, а не соображу... Школа у нас есть, Дом культуры есть, библиотека и сельмаг есть, детские учреждения есть, бытовое обслуживание налажено... Благоустройство на высоте...

- Какая там высота!

- Что вы, Зинька Федоровна! - всполошился Гриша. - Да ведь наше село образцовое!

- Было. А теперь - обыкновеннейшее. Вон у моего знакомого председателя колхоза через его территорию проходила трасса Олимпийского огня - там порядок! Ничего не жалели! Стадион с мраморными скульптурами, ресторан на три зала, Дворец торжественных церемоний, газ врезали с магистрального газопровода, все хаты шифером перекрыли, новые заборы вдоль улиц, парк посадили, оранжереи под стеклом, из столицы прислали повара, чтобы научил жарить котлеты по-киевски...

Гришу как-то не очень взволновала эта картина чужой роскоши, вместо этого он почувствовал, что становится подозрительно чувствительным в вопросах терминологии.