услышал голос генерала Миронова:

— Зайди ко мне!

— Слушаюсь!

То, что генерал назвал меня на «ты», сулило перемену в его настроении к лучшему. Через две-три минуты я уже был у Миронова.

— Ну, прочитал я твой сценарий, — спокойно сказал он, протягивая мне рукопись. — Понравился!.. Если получится хороший фильм, будем поддерживать.

Я поблагодарил генерала, понимая, что на этом разговор не окончен.

— Ну, а за вчерашнее ты не обижайся, — продолжил Михаил Александрович. — Всякое бывает в нашей солдатской жизни… Договорились?..

— Я прошу и меня извинить за невыдержанность.

— Мы же мужчины. Всякое случается, — миролюбиво повторился Миронов.

— И еще прошу разрешить мне отлучаться в Ленинград по вызовам студии. Там начинаются актерские пробы.

— Конечно, конечно, — согласился Миронов. — Я скажу Панову. А кого там планируют на главную роль?

— Я хотел бы Алексея Покровского или Юрия Белова.

— Лучше бы Бондарчука!

— Не согласится. Он не комедийный актер.

— Ну, вам виднее. — И генерал горячо пожал мне на прощание руку. Желаю успехов!..

Итак, атмосфера на службе разрядилась. Впереди ждали меня и моего Максима другие испытания.

Пришла телеграмма из Ленинграда: вызывали для участия в отборе актерских проб. Купив билет на «Красную стрелу», помчался вечером на вокзал. Вошел в свой вагон с двухместными купе, сверил обозначенное в билете место, открыл дверь и остолбенел: на одном из двух диванов сидел народный артист СССР Николай Черкасов и читал газету. Я поздоровался, извинился…

— Располагайтесь, подполковник, — приветливо сказал Николай Константинович. — И не смущайте меня своим смущением.

Я снял плащ-пальто с погонами (уже была осень), поставил под столик чемодан, сел напротив Черкасова. Надо было о чем-то говорить, но мне легче было груженую телегу сдвинуть с места…

Узнав, что я еду на «Ленфильм» по киношным делам, Черкасов удивился: в те времена военные редко оказывались в роли киносценаристов. Поговорили о Комарово, об Анатолии Гранике, с которым Черкасов был знаком, затем Николай Константинович стал расспрашивать меня о войне… Пили чай с печеньем, потом, кажется, еще что-то пили…

В Ленинграде на Московском вокзале Черкасова встречала машина, и он предложил завезти меня в гостиницу «Астория», где был забронирован номер. Я смущенно объяснил, что обязан вначале зарегистрироваться в военной комендатуре города и там уже получить направление в гостиницу.

— Заедем и в комендатуру, — сказал Николай Константинович. — Мне даже интересно посмотреть, как вершится эта бестолковщина.

Дежурный военный комендант записал в журнале о моем прибытии, а дать направление в «Асторию» отказался:

— Не положено. У нас есть офицерская гостиница, есть общежитие для военных. Туда — пожалуйста.

Сзади меня вдруг послышался баритональный, такой знакомый всем голос Черкасова:

— А вы переступите через «не положено». Товарищу военному писателю надо будет принимать у себя съемочную группу фильма, актеров…

Дежурный ошарашенно пялился из-за деревянного барьера на высокого мужчину в цивильном.

— Вот я пожелаю навестить подполковника. Зачем мне ваше общежитие? У нас профессиональные разговоры.

Дежурный офицер вдруг узнал Черкасова, вскочил на ноги, заулыбался и чеканно доложил:

— Сделаем, как прикажете, товарищ народный артист!

— Вот это другой разговор! И начальству передайте, что я требую никакими параграфами не усложнять творческую работу военнослужащих.

— Ваше требование будет записано в журнал и доложено коменданту Ленинграда! Прошу ваш автограф, а то комендант не поверит…

Черкасов с готовностью расписался на предложенном ему бланке и поставил дату.

Затем мы поехали в гостиницу «Астория». Прощаясь, Черкасов пообещал побывать на студии при окончательном утверждении актерских проб…

Появившись на «Ленфильме», я с головой окунулся в режиссерскую «кухню» Граника. Не скрою, что мне было приятно, что Анатолий Михайлович на большинство главных ролей пригласил актеров из украинских театров. Ведь все сельские сцены фильма проходили на Украине. Главные герои, пришедшие на службу в армию, украинцы. Леонид Быков уже на пробных съемках в роли Максима Перепелицы покорил всех своей простотой и непосредственностью, умением перевоплощаться в образ Максима без наигрыша, с глубокой правдивостью и подлинной комедийностью «без комикования». Все почувствовали его прекрасную душу, юношескую наивность, чистоту порывов, доброе лукавство и благородство.

Под стать Максиму — его отец Кондрат Перепелица, колхозный кузнец и руководитель сельского духового оркестра. Заслуженный артист УССР Н. Яковченко возвышался в роли как неподражаемый талант. И что интересно, Н. Яковченко, как и все участники фильма, говорил по-русски, но в его языке явственно звучала напевность украинской речи со всеми ее приметами. Русские актеры (народный артист СССР А. Борисов в роли Марка Мухи, заслуженная артистка РСФСР Т. Пельтцер в роли бабки Горпины, артист Г. Вицин в роли деда Мусия, К. Сорокин — старшина Саблин) вместе с украинскими актерами создавали великолепнейший народный ансамбль славянского речения.

Но дело не в фильме, а в том, как он пробивался к экрану. Забегу вперед и скажу, что в это же время на московской студии имени Горького тоже создавался фильм, сюжет которого во всех его подробностях был позаимствован известным кинодраматургом из моей книги «Максим Перепелица» и из прозвучавших в эфире радиоспектаклей о Максиме по моим сценариям. Но об этом ни я и никто на «Ленфильме» пока ничего не знали. Сие событие пушечным залпом ударит по всем нам позже.

Тот вечер в Ленинграде стал для меня особенно памятным. В ресторане гостиницы «Астория» мы с Граником ужинали в одной компании с актером Александром Вертинским (он тогда снимался в фильме «Анна на шее»). Александр Александрович был нашим гостем. Мы не отрывали от него глаз, ловили каждое его слово. Заметив, как я стараюсь вилкой и ножом разделать на тарелке жареного цыпленка «табака», он расхохотался и, подвернув вверх белоснежные манжеты рубашки, растопырив пальцы, стал показывать, как это делается руками. Я в свое оправдание сказал о своем крестьянском происхождении и этим дал повод Вертинскому для расспросов о том, зачем мне, офицеру в высоком звании, понадобилось еще стать писателем. И как это можно создать кинокомедию на армейском материале?

Разговор продолжили в моем номере, где Анатолий Михайлович стал читать наиболее комедийные эпизоды из своей режиссерской разработки. Компания наша увеличивалась: пришел Константин Сорокин, которому предстояло сыграть в нашем фильме роль старшины Саблика, зашла Алла Ларионова (умопомрачительно красивая, снимавшаяся в главной роли «Анны на шее»), еще появились актеры и, усевшись вокруг стола, начали готовиться к какой-то сложной игре в карты.

Вертинский распрощался с нами и ушел. Я в карты не играл и, скучая, слонялся по комнатам. Граник предложил мне посидеть над его режиссерским сценарием, переплетенным в картонную обложку.

Открыв сценарий, я обратил внимание, что на его титульном листе красным карандашом жирно зачеркнута строка: «Художественный руководитель Григорий Козинцев».

— Как это понимать?! — встревоженно спросил я у Граника.

— Не обращай внимания, — спокойно ответил он. — Это ему славы не прибавит, а нам его фамилия убавит. Да и некогда Григорию Михайловичу заниматься нашим фильмом.

Полистав сценарий, я вдруг обнаружил в нем записку на листе бумаги в клеточку. С изумлением