Кессельман повернулся к своему спутнику и окинул его весьма странным взглядом.

— С чего это вы взяли? — спросил он.

— Ну, так в комиксах рисуют, — неуверенно улыбнулся Барт.

— Вы с ума спятили, — сказал Кессельман. Потом покачал головой и уставился на махину.

Двумя часами позже, когда с лестницы спустился последний пожарник, беспомощно развел руками и сообщил, что от ацетиленовых горелок проклятая штуковина даже не дымится, Кессельман снова взглянул на Честера и раздраженно повторил:

— Вы с ума спятили.

А час спустя, когда они определенно убедились, что автоматные очереди не оставляют на гладкой поверхности даже малейших впадинок, инспектор уже не был так уверен в душевном недуге Барта Честера, но ученых по его предложению позвать все-таки отказался.

— Проклятье, Честер! Какого черта вы лезете не в свое дело? Заткните фонтан — или я вышвырну вас за кордоны! — Кессельман со значением указал на волнующиеся толпы, что напирали на сомкнутые ряды полицейских. Честер прикусил язык, не сомневаясь, что со временем все равно придется последовать его совету.

'Со временем' оказалось через час пятьдесят минут. Кессельман в отчаянии всплеснул руками и сказал:

— Ладно. Давайте сюда ваших экспертов. Только живо. Эта штуковина может в любую минуту осесть. Или, — язвительно добавил он, глядя на ухмыляющегося Барта Честера, — если в ней монстры, они в любую минуту могут начать нас жрать.

Это и вправду был звездолет. Или, по крайней мере, объект совсем из другого мира.

Яйцеголовые специалисты сначала немного покудахтали между собой. Потом один, посмелее, взобрался по пожарной лестнице и с умным видом осмотрел корабль. Наконец спустился, и все эксперты, похоже, пришли к единому заключению.

— Итак, наше мнение таково, — заявил самый лысый из всей компании. Это летательное средство… простите, достаточно ли ясно я выражаюсь для присутствующих здесь газетчиков? Итак, это летательное средство определенно внеземного происхождения. Что же касается того, — продолжил он, пока все остальные согласно кивали, — звездолет это или, что, судя по внешнему виду, представляется более вероятным, транспорт для перехода в иные измерения, то здесь однозначный ответ пока дать затруднительно. Однако, — закончил лысый, как бы умывая руки, — устройство это определенно внеземного генеза. Последнее слово он повторил по буквам — и газетчики с гиканьем бросились к телефонам.

А Честер ухватил Кессельмана за рукав.

— Послушайте, инспектор. А у кого, скажем так, юрисдикция над этой штуковиной? В смысле, кому предоставят права на презентацию и всякое такое?..

Кессельман опять посмотрел на него, как на опасного психа. Честер открыл было рот, но тут толпа вдруг дружно заревела. Барт поднял взгляд на звездолет.

Оболочка снова раскрывалась.

Толпа быстро принялась растекаться по всем близлежащим улицам. На большинстве физиономий страх смешивался с одолевающим любопытством. Нью-йоркцев вновь разрывало между естественной потребностью поглазеть и страхом перед неизведанным.

Честер и коротконогий инспектор вдруг неожиданно для себя обнаружили, что пятятся. Глядя вверх, пятятся мелкими шажками. 'Только бы не монстры, мысленно молил Честер. — А то военные быстро все прикроют!'

Звездолет не двигался. Не менял своего первоначального положения ни на миллиметр. Но платформа все выдвигалась. Прозрачная платформа. Такая светлая и тонкая, что казалась почти невидимой. В двухстах метрах над Таймс-сквер, меж двух громадных рифленых шишек, что вытягивались будто побеги, платформа скользила вперед.

— Держите эту хреновину на прицеле! — заревел своим людям ошалелый Кессельман. — Заберитесь вон в те здания. — И инспектор указал на два небоскреба, меж которыми парил звездолет.

Честер же завороженно смотрел на звездолет. Наконец платформа замерла. И тут раздалась какая-то нота. Беззвучная нота ясно слышалась в голове у Барта. Он склонил голову набок и стал прислушиваться. Вокруг полицейские и понемногу возвращающиеся на свои места зеваки делали то же самое.

— Что это? — спросил Барт.

Звук нарастал, по крутой дуге поднимаясь у Барта Честера из-под ног и доходя до кончика каждого волоска у него на голове. Звук переполнил его. Зрение на миг помутилось — и тут же перед глазами возникли россыпи огней и скачущие тени. В следующую секунду зрение прояснилось, но Барт понял, что это только начало. И еще он неизвестно откуда понял, что звук исходит от корабля. Потом он снова обратил взгляд на платформу — и вовремя. Там как раз начали выстраиваться линии.

Честер никогда бы не смог описать, что они из себя представляли. Единственное, в чем он не сомневался, это что они прекрасны. Висящие прямо в воздухе линии неведомых расцветок. Параллельные и пересекающиеся потоки, окраска которых располагалась где-то между красным и синим цветами землян. Чужие для глаз — и в то же время совершенно завораживающие. Барт и при желании не мог бы отвести взгляд от колышущихся, изменчивых узоров.

А потом линии начали сливаться. Будто жидкие краски, линии стали растекаться и выстраиваться как-то по-новому в воздухе над платформой. Все текли, сливались, смешивались — и вскоре обшивку корабля скрыли призрачные декорации.

— Что… что это? — донесся до Барта слабый голос Кессельмана.

Прежде чем Честер смог ответить, на платформе появились обитатели корабля.

Появились — и на мгновение замерли. Внешне все разные — но Честер откуда-то знал, что внутренне все они одинаковы. Просто носят личины. В тот краткий миг, что они стояли неподвижно, Барт узнал каждого по имени. Слева, весь в лиловом пуху, Везилио. А тот, что с глазами на длинных стеблях, Давальер. Остальные тоже носили имена — и Честер, как ни странно, знал каждого. Несмотря на свой чуждый облик, они его не отталкивали. Барт знал, что Везилио стоек и предан долгу. Знал, что Давальер слабоволен и склонен по каждому поводу развешивать сопли. Знал все это и многое другое. Лично знал каждого.

И в то же время все они были ужасны. Ростом — выше двенадцати метров. Руки — у кого они были — вполне пропорциональные всему остальному. То же самое — головы, ноги и туловища. Опять же-у кого они были.

Один имел форму улитки. Другой представлял собой просто ослепительный световой шар. А третий менял форму прямо на глазах у Честера, то и дело замирая на какой-то неопределенной промежуточной стадии.

Потом они стали двигаться.

Тела их то замирали, то раскачивались. Чужаки странно и замысловато двигались вокруг друг друга. Честер мгновенно был ими очарован. Бесподобно. Все жесты, все позы и перемещения были великолепны. Но больше того.

Движения эти передавали некую историю. Историю необыкновенно интересную.

Линии перестраивались, слившиеся краски менялись. Чужаки проходили сложные панорамы описательного движения.

И Честер даже представить себе не мог, что хоть на секунду- оторвется от захватывающего зрелища. Все это было так чуждо — и в то же время так притягательно! Барт чувствовал, что должен наблюдать, — или навеки потеряет то, что своими движениями сообщали ему чужаки.

Но стоило вновь раздаться беззвучной ноте, как краски пропали, чужаки исчезли, а платформа заскользила обратно. Звездолет снова стал гладким и безмолвным. Честер вдруг почувствовал, что дыхание его перехватило. Представление и впрямь оказалось захватывающим!

Потом он взглянул на часы на Таймс-билдинг. Три часа пролетели как одна секунда!

Ошарашенный говор толпы, неровные аплодисменты загадочному представлению чужаков, рука Кессельмана на плече — все это вдруг исчезло. Честер слышал, как инспектор шепчет ему на ухо: 'Боже, вот это зрелище!' Но даже это его теперь не занимало.

На Барта Честера внезапно снизошло ясное понимание. Теперь он знал, что это за корабль, кто такие