Звучит зловеще и подозрительно. И что же я здесь делаю?

Я гляжу на книжку «Источник» на телевизоре – напоминание о Майкле? Монти? Смотрю мультик. Мать и миссис Джаред на пару заглатывают секонал и начинают суетиться по поводу своих вечерних нарядов. Я смотрю мультики, матерю Шона и заказываю в номер выпивку – решил набухаться, не затягивая.

Напившись еще на ужине, я принялся искать Лорен. Ее нигде не было. Я искал ее после того, как мы с Гетчем, Тони и Тимом упромыслили Вули-хаус. Я искал ее после того, как надел тогу. (Потому как я в Досужей комиссии, я должен надеть тогу, но сверху я накинул кожаную куртку, и в целом выглядит клево.) Я даже искал ее комнату, бродя по кампусу в темноте, пытаясь вспомнить, в каком доме она жила. Но было слишком холодно, так что я забил на это и стал смотреть телик в общем корпусе и вместо поисков выпил еще пива. Я не понимал, что сказать ей, когда найду. Просто хотелось ее видеть. И, думая о ней в таком ключе, обыскавшись ее повсюду, я пошел обратно к себе и подрочил, предаваясь грезам о ней. Это было нечто абсолютно спонтанное, что-то, от чего невозможно было удержаться. Ну, как когда проходишь на улице мимо красотки, на которую не можешь не взглянуть, не можешь удержаться, чтобы не свистнуть, – так она тебя волнует, такую возбуждает похоть. Вот что я чувствовал по отношению к Лорен – тога моя вздыбилась, пока я лихорадочно трогал себя в темноте. Что ей нравится? – думал я.

В голове роились вопросы: безумствует ли она во время секса, легко ли кончает, фрикует ли по поводу орального секса, не возражает ли, чтобы парень кончил ей в рот? Потом я понял, что не буду спать с девчонкой, если она не будет этого делать. Еще я не буду спать с девчонкой, если у нее не бывает оргазма со мной или она вообще не может кончить, потому что какой тогда смысл? Если не можешь сделать так, чтобы девчонка кончила, зачем вообще париться? Это всегда казалось мне приличным, как справиться о здоровье в письме.

Звоню Шону. Кто-то подходит к телефону в Буте.

– Да? – Чувак явно обкурен.

– Можно поговорить с Шоном Бэйтменом? Он, кажется, живет наверху, – говорю я.

– Да. – Очень долгая пауза. – Если он спит, разбудить его?

– Да. Пожалуйста.

С этого идиота станется – он, может, и в самом деле спит.

Смотрю на себя в зеркало и отворачиваюсь. За соседней дверью то ли мать, то ли миссис Джаред принимает душ. Все так же работает телевизор. Я дотягиваюсь и убавляю звук.

– Да? Алло? – Это Шон.

– Шон?

– Да? Кто это? Патрик?

– Патрик? Какой еще Патрик, черт подери? Нет. Это Пол.

– Пол?

– Да. Помнишь меня?

– Нет. Надеюсь, ты по делу, – говорит он.

– Просто хотел узнать, что происходит, – говорю. – Кто такой Патрик?

– Нет, Пол. Не в этом дело. Что ты хотел?

– Ты спал?

– Нет, конечно же, я не спал.

– Что ты делаешь?

– Вот-вот на вечеринку собирался двинуть, – говорит он.

– С кем? – спрашиваю я. – С Патриком?

– Что?

– С кем? – снова спрашиваю я.

– Мне показалось, ты об этом уже спрашивал, – говорит он.

– Ну и?

– С человеком, который оставлял записки у меня в ящике, – говорит он, громко хихикая.

– Вот как? – спрашиваю я, поднимаясь.

– Нет. Господи, ты звонишь проверить, с кем я иду на вечеринку? – орет он в трубку. – Ты болен!

– Я подумал… просто ты мне очень ярко… вспомнился.

– Говеный ты психолог, – говорит он, успокаиваясь.

– Прости, – говорю я.

– Ничего. – Мне слышно, как он зевает.

– Так… с кем ты идешь-то? – спрашиваю я через какое-то время.

– Ни с кем, ты, идиот! – орет он.

– Я просто пошутил. Успокойся. Шуток не понимаешь? – спрашиваю я. – Неужели у людей с Юга нет чувства юмора?

Возникает долгая пауза, и потом он говорит:

– Есть, когда рядом юмористы.

– Отлично, Шон. Пять баллов.

– Рок-н-ролл. Решай вопрос, – бормочет он.

– Да уж… – Я стараюсь рассмеяться. – Решаю.

– Слушай, я иду на вечеринку, о’кей? – в итоге произносит он.

– Ну…

– Увидимся на следующей неделе, – говорит он.

– Но я вернусь в воскресенье, – говорю я.

– Точно. В воскресенье, – говорит он.

– Прости, что позвонил, – говорю я.

– В воскресенье. Покеда. – Он вешает трубку.

Я тоже вешаю трубку, затем трогаю лицо и выпиваю еще одно пиво; интересно, почему Ричард опаздывает.

Комната Джуди. Джуди и я решаем надеть тоги на вечеринку «Приоденься и присунь». Не потому, что мы так этого хотим, а просто потому, что в тогах выглядим лучше. По крайней мере, мне лучше в тоге, чем в платье, которое собиралась надеть. Джуди выглядит хорошо во всем. Кроме того, не хочется возвращаться за платьем в комнату, потому что там, возможно, Франклин, хотя, может, и нет, ведь я сказала ему, что «Судьба Земли» показалась мне самой голимой книжкой из тех, что он заставил меня прочесть (почище «Парящего дракона»), а у него случился буйный Припадок (с большой «П»: он затрясся, побагровел), и он пулей вылетел за дверь. Плюс не хочется знать, перезванивала ли мама. Она позвонила днем и потребовала объяснения, почему я за три недели ни разу ее не набрала.

Я сказала ей, что забыла номер своей телефонной карточки. Но у меня все равно хорошее настроение, в основном из-за Витторио – моего нового препода по поэзии, он говорит, что я подаю большие надежды, и по этой причине я села еще за несколько стихотворений, некоторые из них довольно приличные; плюс мы с Джуди могли бы прикупить вечером экстази, идея вроде неплохая, пятница все-таки, и мы перед зеркалом пытаемся навести макияж, по радио играет «Revolution», и я чувствую себя о’кей.

Джуди говорит, что накануне кто-то бросил ей в ящик хабарик.

– Наверняка первогодка Сэм, – говорю я.

– Его Стив зовут, – говорит она. – И он не курит. Из первогодок никто не курит.

Я встаю, смотрю на тогу.

– Как я выгляжу? Похожа на идиотку?

Джуди осматривает губы, затем подбородок:

– Нет.

– Толстая?

– Нет.

Она отодвигается от стола к кровати, где докручивает косяк, подпевая «Revolution». Она говорит, что в понедельник перестала принимать контрацептивы и уже сбросила вес, и, кажется, действительно выглядит