— Почему?
— Я уезжаю в Майами с Дамьеном, — добавляет Лорен, — Где-то через час. Сейчас я как раз собираю чемодан.
— Куда подевалась Элисон? — спрашиваю я. — Куда подевалась его
— Дамьен бросил Элисон, и тогда она вытащила на свет божий брачный контракт, — сообщает она безразлично. — Если, конечно, верить тому, что он говорит, а я верю.
Пока я перевариваю эту информацию, оператор кружит по соседству с будкой, отвлекая меня, так что я постоянно забываю свои реплики и решаю импровизировать, и режиссер неожиданно мне это позволяет.
— А когда же… а когда же ты вернешься? — нерешительно спрашиваю я.
— Я переезжаю навсегда, — роняет она небрежно. — В Бербанк.
— Зачем? — спрашиваю я, закрывая глаза рукой.
— Мне дали роль сварливого джинна в новой игровой картине Disney под названием «Аладдин против кролика Роджера», ее будет снимать — как же его звать-то? — ах да! Кекс Пиццаро. — Она выдерживает паузу. — В САА считают, что это очень большой шаг вперед для меня.
У меня перехватывает дыхание.
— Ну, передай Кексу от меня… эээ, огромный привет. — И затем, отдышавшись: — Может, я все-таки к тебе заскочу?
— Нельзя, милый, — ласково сообщает она.
— Ты просто невыносима, — говорю я, стискивая зубы. — Тогда, может быть,
— Где ты?
— В большом номере люкс в «SoHo Grand».
— Я согласна считать это нейтральной территорией, но все равно ничего не выйдет.
— Лорен, а как же то, что было у нас вчера?
— Ты хочешь знать мое мнение?
Очень долгая пауза, во время которой я уже почти вспомнил, какая должна быть сейчас у меня реплика по сценарию, но она опережает меня:
— Вот мое мнение: ты слишком многого ждешь от окружающих. И второе: ты провалился, и в этом не виноват никто, кроме тебя.
— На меня… на меня оказывали давление, детка, — говорю я, пытаясь не разреветься. — Я… оступился.
— Нет, Виктор, — отвечает она. — Ты упал.
— Видно, что тебя это не очень волнует — верно, детка?
— Людей не очень волнуют те, кто им до лампочки, Виктор, — говорит она. — Странно, мне казалось, что тебе к этому не привыкать.
Пауза.
— Твой ответ не кажется мне… эээ, многообещающим, детка.
— Ты говоришь так, словно тебе только что вставили в язык кольцо, — устало отзывается она.
— Ну а ты как всегда излучаешь веселье и, эээ, жизнерадостность… даже по телефону, — бормочу я, опуская в прорезь очередные двадцать пять центов.
— Видишь ли, Виктор, проблема в том, что ты все понимаешь, — говорит она, — но не хочешь самому себе в этом признаться.
— Но это же не мы на снимке, — говорю я, внезапно приободрившись. — Я не знаю, в чем тут дело, но это не…
— Ты уверен? — обрывает меня Лорен.
— Кончай, — чуть не взвизгиваю я. — Что за дела, Лорен? Боже мой, это кошмар какой-то — ты ведешь себя так, словно…
— Не знаю, Виктор, но, по-моему, тебе пора очнуться и смотреть на вещи трезво, — говорит она. — Я бы не стала биться об заклад, но мне кажется, что ты начнешь смотреть на вещи трезво. Рано или поздно.
— Боже, ты говоришь это так, словно у тебя для меня припасен какой-то сюрприз.
— Виктор, — вздыхает она, — мне пора идти.
— Там не я, Лорен, — снова начинаю я. — Может быть, там и есть
— Скажем так, это человек, очень похожий на Виктора Варда. Газеты считают, что это он.
— Лорен! — кричу я в панике. — Какого черта здесь творится? Откуда вообще появилось это фото?
— Виктор, — продолжает она спокойно. — Мы больше не можем встречаться друг с другом. Мы больше не можем общаться друг с другом. Наши отношения закончены.
— Ты говоришь это так, словно подписала какое-то гребаное обязательство! — ору я.
— Ты фантазируешь, — говорит она твердо.
— Я умоляю тебя, детка, подумай еще последний раз, — говорю я, уже сквозь слезы. — Я так хочу быть с тобой.
— Виктор, поверь мне, — говорит она. — Ты этого совсем не хочешь.
— Детка, он шьет свои рубашки у…
— Знаешь, мне наплевать, у кого он их шьет, — говорит она. — Это только
После долгой паузы я выдавливаю:
— Наверное, ты уже слышала, что случилось с Микой?
— А что случилось с Микой? — переспрашивает она равнодушно.
— Ее, эээ, убили, детка, — сообщаю я, шмыгая носом.
— Не думаю, что это было убийство, — говорит Лорея, тщательно подбирая слова.
После еще одной долгой паузы я спрашиваю:
— А что же это было?
И тогда она мрачно сообщает:
— Это была декларация.
Она явно вкладывает в эти слова гораздо больше, чем я в состоянии понять.
— Я тебя умоляю, Лорен, — шепчу я в отчаянии.
Но она вешает трубку.
Камеру останавливают, и гримерши накладывают пару глицериновых слез на мое лицо, и камера вновь начинает снимать, и заранее отрепетированным жестом я бросаю трубку на рычаг так, что она выскальзывает у меня из руки и повисает на шнуре, а затем я медленным движением поднимаю трубку и тупо гляжу на нее. Сцена снята, и мы переходим к следующему эпизоду.
3
Хлое позволяет консьержу впустить меня только после того, как режиссеру удается уговорить Эштона пройти со мной сцену еще один раз, поэтому я уже в курсе, что, когда сегодня Хлое не вышла на подиум, это вызвало грандиозный шум. «Hard Copy», «Inside Edition», «A Current Affair», «Entertainment Tonight» и «Nightline» звонят весь день напролет, поэтому Хлое уезжает в Кэньон-Ранч на две недели с Бакстером Пристли, а в лифте режиссер, который уже сыт мной по горло, шипит мне на ухо: «Изображай страдание», и я изо всех сил стараюсь, но мне удается изобразить только легкую грусть, и когда я неуверенно смотрю прямо в камеру, она уплывает вверх и следует за мной, пока я иду по коридору, ведущему к лофту Хлое.
В лофте так холодно, что зуб на зуб не попадает, несмотря на то, что включены все осветительные приборы. Оконные стекла покрыты толстым слоем льда, на шкафчиках в кухне и гигантском стеклянном кофейном столике лежит слой изморози, пол местами скользкий. Телефон постоянно звонит, стараясь перекричать включенный телевизор в спальне Хлое, и когда я захожу туда, чтобы выключить его, показывают как раз рекламу сегодняшнего выпуска «Шоу Патти Уинтерс» — ведущая держит на руках четырехлетнего ребенка-калеку, в то время как на заднем плане играет песня Бетти Мидпер «From a