Луч прожектора ползет по комнате, выхватывая из темноты предметы один за другим, и вот он падает на лицо незнакомца, освещая его, и тут мой рот открывается от изумления, и в тот же миг Харли Томпсон накидывается на меня с криком: «Ублюдок!»

Он бьет меня кулаком в скулу прежде, чем я успеваю прикрыться рукой, а где-то позади кричит Лорен, предупреждая меня, и когда мне наконец удается поставить блок против следующего удара, Харли меняет тактику и начинает молотить меня в грудь и живот, и тогда я падаю, взывая о помощи, а Харли склоняется надо мной и, лупцуя меня по голове свернутой в трубку газетой, шипит мне прямо в ухо: «Я знаю, что это ты сделал, ублюдок, я знаю, что это ты сказал, тупой ублюдок», а затем он наступает мне на лицо подошвой ботинка, и когда он наконец уходит, мне удается поднять голову, и словно сквозь густой туман я замечаю Лорен, стоящую у выхода, и она щелкает выключателем, и комнату заливает яркий свет, и я прикрываю глаза ладонью и зову Лорен, но она не отзывается.

Вокруг меня повсюду разбросаны страницы газеты — это завтрашний выпуск «News», и на странице, на которую я взираю, заливая ее кровью, капающей из разбитого рта, — колонка Бадди Сигала, увенчанная заголовком

«ХАРЛИ ТОМПСОН ПОКИДАЕТ СЪЕМОЧНУЮ ПЛОЩАДКУ „SUN CITY 3“

а рядом с этим — фото Харли Томпсона и Шерри Гибсон в «более счастливые времена» и, наконец, в самом низу, в выделенном рамкой материале под рубрикой «ЧТО ПРОИСХОДИТ ЗДЕСЬ?», еще одна фотография, зернистость которой заставляет предположить, что она была сделана с помощью телеобъектива, а на ней некто — очевидно, это я — целует в губы Лорен Хайнд, наши глаза закрыты, а подпись жирным шрифтом гласит:

и кровь из моих разбитых губ растекается по газетной бумаге, а я встаю, пошатываясь, но когда я смотрю на себя в зеркало, висящее над баром, и пытаюсь привести себя в порядок и поправить прическу, это кончается тем, что я размазываю кровь по всему лбу и, наспех стерев ее салфеткой, кидаюсь вниз по лестнице.

Мы будем скользить по поверхности вещей…

Все гости, присутствовавшие на банкете, уже давно освободили второй этаж, и сейчас их место заняли новые люди. Я вытягиваю шею, пытаясь разыскать кого-нибудь, и тут передо мной возникает Джей Ди, который отводит меня в сторонку.

— Отпусти меня, — говорю я, но это бесполезно.

— Постой, что у тебя с лицом? — спрашивает спокойно Джей Ди, протягивая мне салфетку. — Почему у тебя весь смокинг в крови?

— Ничего особенного, поскользнулся, — бормочу я, опустив глаза. — Это вовсе не кровь, просто сдавал тест на СПИД.

Джей Ди вздрагивает всем телом.

— Виктор, мы все уже прекрасно знаем, что Харли Томпсон попытался сделать из тебя котлету, так что ты можешь не…

— Где Хлое? — спрашиваю я, по-прежнему вытягивая шею и обозревая зал. — Где Хлое, Джей Ди?

Джей Ди говорит очень тихо:

— Вот с этим, эээ, небольшая проблема.

— Джей Ди, не смей морочить мне голову! — ору я.

— Я видел только, как Харли Томпсон бросил газету Хлое на колени. Он наклонился к ней, засунув руку в ведерко со льдом, и, пока она рассматривала газету, шептал Хлое что-то на ухо, пока та, гмм, не разрыдалась.

Я смотрю в широко открытые в испуге глаза Джей Ди, пытаясь понять, в какую именно из последних десяти секунд я схватил его за плечи и принялся трясти.

— И? — рычу я, чувствуя, как все мое тело покрывается липким потом.

— И она выбежала из зала, Харли, очень довольный собой, закурил сигару, а Бакстер Пристли кинулся за ней следом.

Я, очевидно, выгляжу настолько ужасно, что Джей Ди вглядывается в мое лицо и шепчет:

— Виктор, Боже мой, что стряслось?

— Пока я располагаю только обрывочной информацией, Джей Ди, — отвечаю я, ощупывая ту часть живота, которую Харли Томпсон повредил больше всего.

— Нет, Виктор, — говорит Джей Ди. — Нам-то все ясно. — И после некоторой паузы: — Это только ты располагаешь обрывочной информацией.

— Джей Ди, Синди Кроуфорд всегда говорит, что…

— Да мне насрать сейчас на то, что говорит Синди Кроуфорд! — восклицает Джей Ди. — Что за чушь ты несешь?

Я гляжу на него в смущении долгое время, прежде чем отпихиваю его в сторону, а затем я мчусь к выходу, а вокруг меня повсюду толкутся люди, сверкают вспышки фотографов, из-за чего я то и дело налетаю на людей, или они сбивают меня с ног, и вот я наконец оказываюсь на первом этаже, где дым от сигар, сигарет и косяков так густ, что дышать практически невозможно, и я расшвыриваю людей во все стороны, прокладывая себе путь, музыка грохочет невыносимо громко, так что минорные аккорды чуть не сбивают меня с ног, и бегущий следом оператор с камерой не поспевает за мной.

Вылетев за двери, я сталкиваюсь с такой огромной толпой, что лица в ней практически невозможно рассмотреть; при моем появлении все стихает, а затем сначала несколько голосов, а затем целый хор начинает выкрикивать мое имя, умоляя, чтобы их пустили внутрь, и я ныряю в людскую массу, распихивая тела, постоянно оборачиваясь назад, чтобы сказать: «Привет», и «Извините меня», и «Ты выглядишь просто зашибись», и «Это просто круто, зайка», и только прорвавшись через людской лабиринт, я выскакиваю на улицу и вижу где-то в квартале от меня Бакстера, который плетется следом за Хлое, пытаясь успокоить ее, а Хлое вырывается и бежит дальше в истерике, задевая запаркованные вдоль улицы машины, иногда падая на них, отчего срабатывают противоугонные устройства, а я вбираю воздух в легкие огромными глотками, и меня одновременно охватывают паника и неудержимый смех.

Я пытаюсь обогнать Бакстера, чтобы поговорить с Хлое, но, услышав мои шаги за спиной, он оборачивается, хватает меня за пиджак, прижимает к стене здания и кричит мне в лицо, в то время как я беспомощно смотрю вслед удаляющейся Хлое: «Вали отсюда на хер, Виктор, оставь ее в покое!», но при этом Бакстер почему-то улыбается, а за его спиной шумит поток машин, и когда Хлое поворачивается и замечает меня, Бакстер — который гораздо сильнее, чем я думал, — не может скрыть радости, написанной у него на лице. Я гляжу через его плечо и вижу заплаканное, жуткое лицо Хлое, которая все еще продолжает реветь.

— Зайка, — кричу я, — это был не я!

— Виктор, — угрожающе кричит Бакстер, — лучше молчи!

— Это мистификация! — кричу я.

Хлое смотрит на меня негодующим взглядом, пока я не обвисаю безвольно, и тогда Бакстер отпускает меня, а такси за спиной Хлое останавливается, и Бакстер пускается трусцой, и когда он добегает до Хлое, он берет ее за руку и запихивает в ждущее такси, но перед тем как упасть внутрь, она смотрит на меня — беспомощная, уплывающая вдаль, обессилевшая, и вот она уезжает, а ухмыляющийся Бакстер подмигивает мне — видно, что все это его немало развлекло. Затем наступает мертвая тишина.

Мои ноги вновь приходят в движение только когда группа девушек, проезжающих мимо меня на лимузине, разражается улюлюканьем, и я мчусь обратно к входу в клуб, где охранники стоят за ограждением, отдавая отрывистые приказы в уоки-токи, и я, задыхаясь, проталкиваюсь сквозь толпу, и швейцары втаскивают меня обратно на лестницу, ведущую к клубу, и горестные вопли звучат у меня за спиной, а лучи света от прожекторов поднимаются к небу и наполняют собой пространство над головами толпы, а я вновь прохожу через металлоискатель, одолеваю бегом один пролет лестницы, а затем еще один, направляясь к кабинету Дамьена, и тут на третьем этаже я внезапно останавливаюсь, словно налетев на столб.

Я вижу, как Дамьен направляется с Лорен к служебной лестнице, ведущей к черному ходу на улицу, — а у Лорен такой вид, словно она ужасно запыхалась, ощущение такое, словно она даже похудела за это время