Он потянул себя за мочку уха.
– Расследование моя забота. Ты можешь участвовать в нем только в той степени, какую я сочту допустимой. Не более того. Это ясно?
– Ясно. – Ей хотелось визжать от восторга – Сэм допустил ее в святая святых.
– И никаких возражений?
– Я никогда не спорю, – с милой улыбкой сказала Софи.
– Да уж…
Комментарии ее не интересовали – она добилась главного.
– Как скажешь, так и будет. Ты здесь главный, тебе и решать.
– Рассказывать тебе все я не стану – есть информация, которой я не поделюсь ни при каких обстоятельствах. Поэтому, когда услышишь «нет», это будет означать «нет». Уяснила?
– Конечно. Можешь сказать, что у тебя в блокноте?
– Ничего особенного. Заметки. На борту двадцать пассажирок, и мне нужно отследить каждую.
– То есть выяснить, кто есть кто?
Он кивнул.
– Знаешь, мне не очень нравится та блондинка, что сидела через столик от нас. В ней есть что-то неестественное.
Сэм закрыл глаза, силясь вспомнить блондинку.
– Извини, что задаю такой вопрос, но что в ней неестественного? Я ничего такого не заметил.
– Волосы недавно перекрашены. Бюст явно не соответствует фигуре. Перстень на левой руке определенно фальшивый. – Софи позволила себе слегка улыбнуться. – Неужели ты этого не заметил?
– А татуировки не видела?
– Татуировки? При чем тут татуировка? Западаешь на разрисованных красоток?
– Я ни на кого не западаю, но у женщины, которую я ищу, есть татуировка. Роза с шипами на левом плече.
– Нет, розы я не заметила. Она же была в блузке. – Софи внимательно посмотрела на него. – Послушай, можешь не отвечать, раз не хочешь, но если у тебя было что-то с той женщиной… что-то романтическое… то пусть это будет не она. Таких, как эта блондинка, называют дешевками.
– Будь у меня с ней что-то романтическое, – сухо заметил Сэм, – я бы, наверное, знал, как она выглядит.
Она ненадолго задумалась, и воображение тут же предложило несколько сценариев из серии «Красавица и Чудовище», когда один из любовников не знает, как выглядит другой.
– Возможно, но бывают и особенные случаи. Когда двое встречаются в темной комнате. Или когда один всегда завязывает глаза другому. Нет-нет, – поспешно добавила она, перехватив его взгляд, – у меня такого опыта нет. Как нет и татуировки… ни на правом плече, ни где-либо еще. Могу показать, если не веришь.
Сэм рассмеялся. Громко и непринужденно. Он впервые смеялся так в ее присутствии, и ей понравилось.
– Интересный ход мыслей. Мне бы такое и в голову не пришло. Ох, Софи, что же мне с тобой делать. – Он посерьезнел. – Дело в том, что ничего другого у меня пока нет. Среднего роста, темноволосая, темные глаза, вот и все описание. Да, еще татуировка. Не исключено, что у нее восточные черты. Но, как ты сама понимаешь, все это нетрудно изменить. Хотя если она не догадывается, что ее ищут, то и менять внешность ей ни к чему.
– Интересно, – протянула Софи. – Что ж, думаю, татуировку мне проверить легче.
– Даже не думай, – пресек ее инициативу Сэм. – Я сам этим займусь.
Ну вот опять. Только-только приоткрыл раковину и уже закрывает.
– Несправедливо, – пробормотала она.
Он не ответил.
За иллюминатором плескались волны. Музыка стихла. Мерное покачивание навевало дрему. Веки тяжели. Софи откинулась на подушку и даже не заметила, как мягко соскользнула в сон.
Глядя на спящую женщину, Сэм думал о своем. Надо признать, Софи снова его переиграла. Правда, не все потеряно. Время у него есть, и он еще может изменить ситуацию в свою пользу, если хорошо постарается. Хотя, конечно, это будет нелегко. А самое досадное, что теперь ему придется вести себя очень осмотрительно, не позволяя по отношению к Софи никаких вольностей. Проще говоря, он не должен лезть к ней с поцелуями, не говоря уже о чем-то более серьезном. А ему ужасно хотелось хотя бы поцеловать Софи. И, черт подери, почему бы им действительно не заняться любовью?! Разве для этого дела обязательно устанавливать какие-то сроки, выдерживать время? К чему нелепые, дурацкие ограничения?
Отогнать посторонние мысли было непросто, взгляд постоянно перескакивал на кровать с проступавшими под легкой простыней соблазнительными формами, а воображение рисовало картины, одна заманчивее другой.
И что его останавливает? Какие такие высокие моральные принципы стоят между ним и этой женщиной? Его тянет к ней, ее тоже влечет к нему – в чем же проблема? Не в том ли, что он боится длительных, прочных отношений? Боится того, что люди называют любовью? А любил ли он вообще кого- нибудь? Киру, например?
Нет, как ни горько в этом признаться. Любовь обходила его стороной, как прокаженного. Или он сторонился ее? Вопросы без ответов. Втайне Сэм всегда завидовал тем, у кого все получалось легко, само собой. Взять хотя бы Криста.
Сэм потер лоб. Хватит. У тебя есть дело, и, если ты с ним не справишься, хороший человек окажется в очень затруднительном положении, а мэром твоего родного города может стать весьма неприятный тип. А каково будет Кэтрин, жене Ричарда? И его дочери Сандре? Да, любовь, может, и стоит того, чтобы сложить за нее голову, но мужчина, пока он жив, должен выполнять долг.
5
Самира Хамади тихонько скользнула под простыню. День выдался утомительный, да и качка давала о себе знать, но больше всего вымотало эмоциональное напряжение. То, что еще совсем недавно представлялось забавной и прибыльной игрой, все больше напоминало рискованную авантюру. То, что казалось восстановлением справедливости, начинало смахивать на уголовное преступление. Гнев, обида, жажда мести улеглись, и на смену им приходило ясное осознание бессмысленности и жестокости затеянного ими предприятия. Да и ореол праведного мстителя, этакого современного Робин Гуда, защитника униженных и оскорбленных, которым окружал себя Рон Чалмерс, изрядно померк. Под облетавшей позолотой проступали неприятные и даже отвратительные черты: жестокость, жадность, лживость. Не в первый уже раз Самира задумывалась о том, чтобы выйти из игры, распрощаться с Роном и вернуться в Ливан. Была бы жива мама…
Самира не знала своего отца. Мать никогда не говорила о нем, а когда дочь все же спрашивала, отвечала, что расскажет когда-нибудь потом. Со временем Самира поняла, что огорчает мать этими расспросами, и решила набраться терпения и ждать.
Увы, время откровения пришло слишком поздно. Даже чувствуя приближение смерти, Лейла тянула до последнего. В конце концов она призвала дочь в больничную палату, но, когда Самира приехала, мать увезли на срочную операцию. Придя в сознание, Лейла успела прошептать лишь несколько слов.
Эти слова, несколько писем и фотографий да кое-какие оставшиеся после матери бумаги позволили сделать неожиданное открытие: ее отцом был англичанин Ричард Дженкинсон, адвокат, к которому Лейла Хамади обратилась с просьбой посодействовать в получении вида на жительство в Великобритании. И вот тогда ее обуяли гнев и жажда мести. Мать оставила ей кое-какие сбережения, и Самира отправилась в Европу. В Париже судьба свела ее с Роном Чалмерсом, представившимся журналистом-фрилансером из Манчестера. Проявив интерес и сочувствие к красивой одинокой девушке, Рон постепенно завоевал ее полное доверие, а узнав о цели приезда, предложил свой план. В Англию они отправились уже вместе. Самира в деталях помнила их разговор в вагоне экспресса, мчавшегося в туннеле под Ла-Маншем.
– Ты уверен, что мы правильно поступаем? – спросила она. – Это ведь шантаж.
– Шантаж? – усмехнулся Чалмерс. – А как назвать то, что этот мерзавец сделал с твоей матерью?! Мало
