-

Терем царствовал, конечно, по той только причине, что налицо не было царя: один был неспособный, другой мал возрастом. Как только вырос и укрепился малолетний царь, тогда и окончилась воля царь- девицы. Первая решительная встреча двух соперников, как и следовало ожидать, произошла на церковном торжестве, ибо на этих торжествах царский сан и государева особа обозначались для всенародных очей несравненно виднее; а след. и несравненно виднее обнаруживалось зазорное совместничество двух царственных особ. Софья очень хорошо понимала значение этих царских выходов и не пропускала случая показаться народу в царственном величии. Выходы ее становились год от году чаще. Обыкновенно она выходила вместе с братом Иваном и по всему вероятию даже и вынуждала его, постоянно больного, сопутствовать ей в этих торжественных шествиях. В иное время, особенно в последний год, она и одна являлась на этих выходах. Царь Петр появлялся на церковные торжества изредка, в самых важных случаях. Он не тем был занят, да вероятно по возможности избегал и зазорного для себя совместничества с ненавистницею сестрою… Но скрытая, подземная борьба обнаруживалась даже и в этих богомольных действах двух соперников: царевна время от времени приказывала петь в соборе канон: «многими содержим напастьми», словами которого желала выразить свое положение и отношение к петровской партии. Петр в последние года, 1688 и 1689, один являлся в собор к «умовению ног», тоже, по всему вероятию, давая чувствовать своим присутствием при этом церковном действе, как он понимает свои к ней. отношения.

В 1689 г. июля 5, царевна праздновала годовщину о победе на раскольщиков. Накануне она одна слушала всенощную на Троицком подворье, в церкви Чуд. Сергия, а в самый день с царем Иваном выходила к обедне в Успенский собор и слушала благодарный молебен об этой победе с прибавлением упомянутого канона «за прошение царевны». 7 июля вместе с братом Иваном она праздновала в соборе память Филиппа митрополита.

8 июля, в понедельник, следовало праздновать явлению Казанской иконы Пресв. Богородицы с крестным ходом в Казанский собор в память избавления Москвы от Ляхов, в 1612 г. В этот праздник цари поднимали в крестный ход иконы и из своих Верховых, дворцовых церквей от Спаса за Золотою решеткою, за которыми шествовали торжественно сначала в Благовещенский, а потом в Успенский собор, а отсюда сопровождали крестный ход до Казанской церкви и слушали там обедню. Царь Петр приехал к празднику из села Коломенского. Надо заметить, что в этом ходу царевна еще ни разу не участвовала в прежнее время. Когда оба царя пошли с Верху, из дворца, за образами, то и царевна в тоже время принесла образ «о Тебе радуется», который, вероятно по особому обещанию, был поновлен к этому дню и украшен новым окладом [77]. Нельзя было не выразить царевне своего обрадования, потому что в это время с торжеством победителя приближался к Москве из Крымского похода кн. В. В. Голицын.

С именем Голицына для царевны соединялось на этот раз много радостей. Он разгромил Перекопского царя; по крайней мере так он сам писал о себе и прославлял и возвеличивал свой выдуманный подвиг даже на всю Европу. Конечно, его успех возвеличивал личность правительницы, высоко ставил ее управление государством; придавал ее лицу мужественные самостоятельные черты деятельного и счастливого государя. Надо было употребить все средства, чтобы поднять в общественном мнении этот крымский подвиг на самые высокие ходули. Кн. Голицын и обнаружил в этом деле великое уменье. Затем его присутствие в Москве очень было необходимо по обстоятельствам царевниной борьбы с братом Петром. Этим крымским подвигом она и хотела усмирить невыгодную о себе молву со стороны братниной партии; в нем она приобретала самое победоносное и вполне достойное оружие против своих врагов.

Но кроме политических причин ее радости, существовала особая и главнейшая, сердечная, причина, которая должна была действовать еще живее. Голицын был другом царевны и ее наперсником. Разлука с ним уже давно ее томила. Она об этом не раз писала к нему в письмах, скрываемых от людей посредством потаенной цифирной азбуки. Два таких письма, сохранившиеся счастливым случаем и открытые г. Устряловым, относятся именно к тому времени, о котором мы говорим. Царевна поздравляет в них своего друга с победою, которую разумеется приписывает милосердию Божию, и присовокупляет: «чево от века не слыхано, ни отцы наши поведаша нам такова милосердия Божия; нехуже Израильских людей, продолжает она, извел вас Бог из земли Египетской, тогда чрез Моисея, ноне чрез тебя, душа моя… Свет мой, братец, Васенька, здравствуй, батюшка мой, на многие лета и паки здравствуй Божиею (милостью) и Пресвятые Богородиды и твоим разумом и счастьем, победив агаряны, подай тебе Господи и впредь враги побеждати. А мне, свет мой, веры не имеется, что ты к нам возвратишься; тогда веры поиму, как увижу во объятиях своих тебя, света моего… Свет мой, батюшка, надежда моя, здравствуй на многие лета!.. Батюшка мой, радость моя, свет очей моих, мне веры не иметца, сердце мое, что тебя, свет мой, видеть. Велик бы мне день той был, когда ты, душа моя, ко мне будешь. Еслибы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила пред собою». И сам Голицын видимо очень желал своего возвращения в Москву и потому просил друга — царевну, чтоб она помолилась. На первый раз царевна, кажется, не совсем так поняла его просьбу. «А что, свет мой, пишешь, чтобы я помолилась», отвечает царевна и присовокупляет в сомнении: «будто я, верно, грешная пред Богом и недостойна; Однако же дерзаю, надеяся на его блогоутробие, если и грешная. Ей всегда того прошу, чтобы света моего в радости видеть». В другой раз она писала: «что ты, батюшка мой пишешь о посылке в монастыри, все то исполнила, по всем монастырям бродила сама пеша… что пишешь, батюшка мой, чтоб я помолилася: Бог, свет мой, ведает, как желаю тебя, душа моя, видеть; и надеюся на милосердие Божие, велит мне тебя видеть, надежда моя… А я, батюшка мой, здорова, твоими молитвами, и все мы здоровы. Аще даст Бог увижу тебя, свет мой, о всем своем житье скажу; а вы, свет мой, не стойте, подите помалу, и так вы утрудилися. Чем вам платить за такую нужную службу, наипаче всех твои, света моего, труды. Еслиб ты так не трудился, никтоб так не сделал».

Теперь весьма понятно с каким особенным желанием царевна хотела присутствовать в торжественном крестном ходе к Казанской. Она праздновала победу над врагами и разными напастями во всех смыслах.

Дворцовый выход совершился в полном составе. В Успенском соборе цари и царевна приложились к иконам и св. мощам при пении многолетия, после чего должно было идти за св. иконами и крестами в церковь к Казанской. Тогда, говорят, царь Петр сказал сестре, чтоб она в ход не ходила. Как она ему ответила, мы не знаем. Но дело кончилось тем, что в ход не пошел только сам Петр.

Царевна с братом Иваном торжественно вышла за крестами из собора и сопровождала их до места; а Петр проводил кресты только до Архангельского собора, вошел в эту царскую усыпальницу, помолился у св. икон и у мощей благоверного царевича Димитрия и «изволил с Москвы иттить в тоже вышеупомянутое село Коломенское». К сожалению в дворцовой разрядной записке об этом событии, в оригинальном столбце, после этих самых слов следует утрата нескольких листков [78] так что мы не знаем, в чем заключались дальнейшие подробности ее повествования, именно относительно царевны Софьи.

Но царевна продолжала свои выходы еще с большею настойчивостью. 14 июля она одна ходила ко всенощной в церковь св. Владимира, что в Садех, 15 июля в самый праздник св. Владимира она одна изволила быть в той же церкви на освящении и у обедни. 18 июля вечером ходила в село Покровское и вскоре возвратилась оттуда, вероятно по той причине, что в это время к Москве подошел с полками кн. Голицын. На другой день 19 июля происходила торжественная встреча победоносному войску, при чем царевна уже без малейшего зазора справила эту встречу во всем подобно самому царю. Воеводам велено было вперед себя отпустить к Москве св. крест и полковые св. иконы, которые были с войсками в походе. В восьмом часу утра царевна изволила идти в церковь Тихона (у Арбатских ворот); отслужила там молебен и продолжала шествие к Серпуховским воротам, у которых за городом и встретила св. иконы. Помолившись и приложившись к иконам, она «жаловала к руке» бояр и воевод, кн. Голицына с товарищи, и изволила спросить их о здоровье. От Серпуховских ворот за иконами она шла в Кремль, в сопровождении тех же походных бояр и воевод, а также и бояр, окольничих, думных людей, стольников, стряпчих, дворян, дьяков, гостей и приказных людей, которые сопутствовали ей на выходе. Впереди икон шли ратные люди: ротмистры, полковники, стольники, стряпчие, поручики, хорунжие, дворяне, жильцы и иных чинов, по 5 и по 6 человек в ряд, в саадаках и в саблях и с иным оружием. У дворца шествие встретил царь Иван; после чего царевна прошла дальше, через свой государской двор, в соборную церковь, где патриарх совершил благодарственный молебен, после которого царевна проводила полковую святыню к себе во дворец и там ее