скафандры, висевшие у стены.
Три пленника выполнили это указание. В тот момент, когда Джонсон уже собирался опустить экран своего шлема, взгляды их встретились и перебежчик сказал:
— Мне хочется, чтобы ты знал, Борис, ну если… если все это плохо кончится: хоть мы с тобой и не были в одном лагере, сражались мы за одно и то же дело.
— Как ты можешь так говорить! — возмутился Джонсон. — Ведь Братство не прекращало вставлять нам палки в колеса.
— Я хотел бы иметь возможность объяснить тебе все. Мне хотелось быть уверенным, что я сам все понимаю как следует. Но ты скоро встретишь одного человека, который расскажет тебе обо всем значительно лучше, чем я. Человека, которому я полностью доверяю. В самом деле, поговорив с Робертом Чингом, ты поймешь… Ладно, а теперь вперед!
Дунтов открыл внешнюю створку люка, и Джонсон заморгал от ослепляющего жара поверхности Меркурия. Окружив пленников, люди Братства повели их по искореженной расщелине. Когда они добрались до окружавшей цирк стены, их догнала другая группа из семи человек. Все вместе углубились в проход, который открылся среди отвесных скал.
В молчании продолжали свой путь. Вскоре Джонсон заметил резкое повышение температуры в своем скафандре. Особого значения это не имело: вообще ничего не имело значения. Он чувствовал себя бессильной игрушкой значительно превосходящих его сил. Да и делал ли он до сих пор хоть что-нибудь, что мог бы приписать своей собственной инициативе? Все было иллюзией, жалким заблуждением. Одна лишь мысль засела у него в голове: чем же было в действительности Братство? За кого оно было? Чего добивалось?
Наконец они добрались до небольшого космического корабля, отливавшего серебром в лучах безжалостного светила и окруженного нагромождениями скал. Дунтов отодвинул крышку люка, и все забрались в корабль.
Как только крышка захлопнулась за их спинами, Дунтов даже не снимая снаряжения отдал приказ:
— А теперь ни секунды промедления. Займитесь пленными, пока я приготовлю корабль к экстренному запуску!
Под неусыпным наблюдением троих молчаливых Братьев, они освободились от скафандров и вошли в миниатюрную каюту с восемью ячейками.
— Лезьте! — приказал не повышая голоса один из Братьев.
Затем они дождались, пока волокна полностью не опутали Кустова, Джонсона и Горова, чтобы последовать их примеру. Ровный гул двигателей раздался в каюте, и вскоре они оказались в уже знакомом состоянии невесомости. А в это время корабль уже познал космическую тьму над Меркурием, унося их к неведомой судьбе…
Мало-помалу, в результате расслабляющего действия волокон, Джонсон почувствовал, что прежнее оцепенение и отчаянье покидают его.
Вся прежняя жизнь, все десять лет борьбы во главе Демократической Лиги — все теперь было в прошлом — и в славном прошлом! И ни к чему было терзаться бесплодными сожалениями.
Самым главным теперь было понять, что же ждало его в будущем — в том самом будущем, о котором Борис Джонсон начал думать с определенным интересом. Гегемония провела его с самого начала до конца, он был всего лишь марионеткой Совета — однако Братство посмеялось в свою очередь над Советом: показало, что Гегемония не была непобедимой…
Он перевел взгляд на Владимира Кустова. Все такой же бледный, с отвисшей губой и потухшим взглядом, экс-Координатор выглядел человеком, который все потерял. И в самом деле, он потерял значительно больше, чем Джонсон — только потому, что ему было что терять. И значительно больше, чем Джонсону. Он обладал безграничной властью, а теперь все пропало — он попал в руки Братства, намерения которого были непредсказуемы…
И Джонсон начал в конце концов спрашивать себя, не должен ли он благодарить Братство за то, что оно показало ему всю тщетность его намерений. И, если он боролся в течение десяти лет, то не потому ли, что больше нечем было заняться, негде приложить свои силы?..
А Братство лишило его этого прошлого. Может быть Аркадий сказал правду — может быть, оба они сражались за одно и то же дело — только каждый по-своему… А в этом случае Братство было бесспорно лучше оснащено, чтобы сейчас торжествовать. Позади у него века существования, ему удалось внедрить своих агентов в Лигу и у него даже космический корабль есть… И, если оно действительно борется за свободу, экс-вождь Лиги мог надеяться на свое место в его рядах. В конечном счете важней всего была борьба за свободу, а не личность того, кто поведет в бой. И Джонсон был вынужден признать это — если Братство действительно боролось за свободу, его вождь был, бесспорно, более удачлив, чем он…
Курс корабля казалось, изменился. В передней части каюты засветился огромный экран. Резко контрастный диск Меркурия занимал почти всю его площадь, но на фоне освещенной стороны, как раз над центром равнины, где возвышался купол, появилось два новых объекта.
— За нами гонятся, — объявил по интерфону Аркадий. — Два тяжелых крейсера.
Неожиданно Владимир Кустов как будто ожил. С довольной улыбкой он произнес:
— У вас нет ни малейшего шанса оторваться. Но вы можете избежать больших неприятностей, если тотчас же сдадитесь мне. Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы с вами обошлись по возможности хорошо. Честно признаюсь вам, что мне будет легче заступиться за вас, если я вернусь победителем, а не только что освобожденным пленником. Даю вам слово, что вы не пожалеете.
В каюте раздался смех Дунтова:
— Да, нельзя сказать, что Гегемония очень уж старалась развивать науку. Вы давно потеряли вашего лучшего специалиста по космическим исследованиям — доктора Рихарда Шнеевайса. Братство решило воспользоваться его услугами. Например, на нашем корабле применено несколько оригинальных приспособлений, которые должны позволять нам компенсировать преимущество в скорости и стрельбе этих крейсеров. К тому же на вашем месте, Кустов, я молил бы Бога, чтобы нам удалось от них скрыться. У меня такое чувство, что у них нет приказа взять вас живьем…
— Боюсь, что он прав, — сказал Горов, — по крайней мере в том, что касается распоряжений Джека Торренса. Ты не хуже меня знаешь его амбициозность, Владимир. Если ты погибнешь, он может быть уверен, что его изберут пожизненным Координатором. Я надеюсь только на то, что наши похитители одинаково уверены как в своем корабле, так и в своих способностях читать мысли Джека Торренса…
Джонсон не смог сдержать улыбку при виде того, как менялось выражение лица экс-Координатора, как это выражение так ясно передавало состояние его души. Он явно слишком хорошо знал Торренса, чтобы строить иллюзии в отношении своей судьбы, если бы “освободителям” удалось догнать корабль…
Тем временем изображение на экране изменилось, стало темно и даже звезды как будто погасли. Джонсон скоро понял причину этих изменений: включив защитные экраны на максимум, Дунтов направил корабль прямо к пылающему плазменному шару, которым было Солнце!
И диск звезды стал увеличиваться на экране. Теперь были хорошо видны гигантские солнечные пятна…
— Мы все сгорим! — воскликнул Джонсон. — Нельзя так близко приближаться к Солнцу!
— Именно это и понимают командиры крейсеров, — возразил спокойно Дунтов. — Но у нашего корабля есть термическая броня, установка которой была недавно закончена под руководством профессора Шнеевайса. Весь корабль становится преобразователем солнечной энергии огромной мощности, и преобразователь этот приводит в движение систему насосов, перегоняющих жидкий гелий в цепи капилляров, пронизывающих весь наружный слой корпуса корабля. И чем выше наружная температура, тем лучше система работает. Действительно хорошо придумано: солнечная энергия применяется для охлаждения внутренних помещений корабля.
А солнечный диск продолжал увеличиваться. Теперь он занимал почти всю поверхность экрана. Однако температура в каюте оставалась нормальной. Система охлаждения была, бесспорно, эффективной.
— Я думаю, они нас обнаружили, — сказал Дунтов. — Однако это ничего им не даст. Мы находимся между ними и Солнцем. Здесь их радарные установки бессильны, а их лазерные излучатели нам тоже не
