этот раз не была деланной.
Константин Горов больше не мог сдерживаться. Эти идиоты шли на поводу у Братства и даже не отдавали себе в этом отчет!
— Господа, прошу вас! — вмешался он. — Вы, что же, ничего не понимаете? Разве вы не видите, что именно ради этого Братство спасло вам жизнь, Советник Кустов, и именно для этого пыталось убить Советника Торренса? Если только действительно пыталось…
— Что значит эта старческая болтовня, Горов?! — возмутился Кустов. — Опять эти ваши теории Социальной энтропии? Честное слово, как будто перед нами выступает один из членов их полоумной секты!
— Чтобы эффективно противостоять фанатикам такого рода, — продолжал Горов все так же спокойно, — нужно понять их учение, если этого не делать, будет абсолютно невозможно предвидеть их действия.
— А ты, несомненно, способен предвидеть их действия? — бросил Торренс с презрительной ухмылкой.
— До некоторой степени, — отвечал Горов все так же невозмутимо, не обращая внимания на сарказм. — Теория Социальной Энтропии указывает, что Упорядоченное Общество, такое, как Гегемония, допускает все меньшее и меньшее присутствие Случайности по мере того, как оно усиливает свое могущество. И вполне естественно, что стратегия Братства базируется на постоянных попытках внедрять такие факторы. То есть не надо быть большим умником, чтобы предсказать, что все их действия должны достичь результатов стихийности, непредсказуемости.
— Все это ветер! Диалектический ветер — и ничего другого! — воскликнул Советник Уланужев.
“Но как же они могут быть такими слепыми?” — спрашивал себя Горов. Тем не менее он продолжал все тем же решительным тоном:
— Вовсе нет. И данное дело является прекрасной иллюстрацией логики Братства, или, если вам угодно, ее намеренного алогизма. Делая вид, что они выступают на стороне Координатора, то есть против Торренса, они сеют семена раздора в Совете. А вам не остается ничего иного, как с закрытыми глазами рваться в бой. Вы не видите, что…
— Хватит глупостей! — прокудахтал Кустов.
— Хватит! Хватит! — угодливо подхватили некоторые Советники.
— На этот раз я разделяю мнение нашего уважаемого Координатора. — сказал Торренс. — Все это излишние мудрствования. Встает следующий вопрос и именно тебе задаю я его, Владимир: намерен ли ты поставить на одну доску вопрос нейтрализации Братства и Лиги?
— Не может быть и речи о том, чтобы трогать Братство до тех пор, пока мы не покончим с Лигой, — отвечал Кустов холодно.
Торренс сделал вид, что озадачен.
— Ага. У тебя есть, конечно же, веские доводы…?
— Если бы ты был способен хоть немного отвлечься от своих личных амбиций, ты легко понял бы причину, — отвечал Кустов. — Она ясна: пока существует Лига, Братство служит нам. Опекаемые в состоянии понять мотивы, которые вдохновляют сторонников Лиги. Речь идет просто-напросто об уничтожении царства Гегемонии. Тогда как если предполагать, что у Братства есть какая-то роль, все равно никто не сможет понять, какая именно. По мнению Опекаемых, это просто банда фанатиков, подчиняющихся непонятным законам. Будет лучше, если все неурядицы мы станем приписывать древним сектантам, чем организованному рабочему движению. Братство является для нас козлом отпущения, удобным и относительно беззащитным. Как только Лига будет нейтрализована, обещаю тебе, что приоритет будет тотчас же отдан уничтожению Братства. Но не раньше.
— И когда же наступит этот радостный день? — осведомился Торренс. — Можно помешать Лиге проявлять себя очень уж явно, но потратить биллионные суммы, чтобы искоренить ее окончательно. В первую очередь следовало бы обезглавить ее, но как поймать главарей в подземных лабиринтах, где они прячутся? Всего их насчитывается несколько тысяч, в том числе и две или три сотни человек, занимающих определенные посты по всей Гегемонии. Не пытаешься ли ты, таким образом, отложить на неопределенный срок тот момент, когда надо будет всерьез заняться Братством?
Кустов снисходительно усмехнулся:
— Да нет же, — сказал он с таким выражением, как будто обращался к маленькому ребенку. — Мы скоро покончим с Лигой. Для этого необходимо заманить всех се главарей в подготовленную заранее западню, которой не сможет избежать сам Борис Джонсон. И, как только движение будет обезглавлено, оставшиеся продержатся недолго.
Горова начала впечатлять уверенность, с которой держался Главный Координатор.
— Есть у тебя готовый план? — спросил он.
— Министерство Опеки и Главный Опекун Системы занимались этим, — отвечал Кустов. — Удалось разоблачить одного агента Лиги, которые работает в отделении Министерства на Меркурии — то есть в пункте, который особенно лихорадит.
— Его взяли живьем? — спросил Советник Кордона.
— Его вообще не стали брать, — сказал Кустов. — Он больше полезен нам там, на свободе. Ведь мы охотимся за более крупной дичью. Так вот, Совет Гегемонии соберется на Меркурии через два месяца.
— Что?! — воскликнул Торренс. — На Меркурии?! Но мы никогда еще не собирались на этой дурацкой планете. Там ведь только один купол — самый последний из оборудованных III Гегемонией и самый маленький… Есть местечки и получше! Он так близко от Солнца, что я понимаю, почему Опекаемые не рвутся туда. Должен признаться, что касается меня…
— Именно там мы устроим засаду, — продолжал Кустов. — Мы объявим с большой помпой, что собираемся на Меркурий, чтобы показать, что купол совершенно пригоден для жизни.
— А я не могу сказать, что твоя идея вдохновляет меня, — возразил Торренс. — Пространство слишком ограниченно, ситуация не надежная. Лиге будет достаточно сосредоточить там хотя бы часть своих сил, чтобы мы все пропали…
— Вот именно, — сказал Кустов с торжеством в голосе. — Именно этим и будет руководствоваться Борис Джонсон. Еще одним доводом будет для него наличие, как он думает, неопознанного агента в здании Министерства, то есть именно там, где будет проходить наше собрание. Он схватит наживку — и конец Демократической Лиге, конец всем неприятностям — окончательно и бесповоротно!
— Так наживкой будем мы сами, если я правильно тебя понял! — воскликнул Торренс.
Ропот возмущения послышался со всех сторон. Даже Константин Горов не знал, какой стороны ему держаться. Он понимал, конечно, что сам Совет Гегемонии был наилучшей приманкой. Лига не сможет удержаться от такого соблазна. Но ловушка должна быть без изъянов.
— Господа! — Кустов стукнул по столу молоточком, чтобы положить конец шуму. — Господа! Даю вам слово, что в этом нет ни малейшей опасности! Ловушка будет безупречной! — Он снисходительно улыбнулся. — Как только я введу вас в курс дела, даже сам Вице-Координатор, я уверен, не сможет ничего возразить.
Советники во главе с Торренсом были настроены скептически, но в конце доклада Кустова единогласно проголосовали “за”. Торренс только поворчал для вида.
Борис Джонсон ощупывал в темноте стену туннеля старинной станции метро 4-й Улицы. Наконец его пальцы нашли цель, которая казалась чуть-чуть поглубже, чем сотни других таких же на этой стене. Он слегка раздвинул ее кончиками пальцев. Огромный каменный блок сдвинулся в места, приоткрывая вход в узкий коридор, теряющийся во мраке. Джонсон протиснулся в него, задвинул за собой плиту и, с фонариком в руке, двинулся в глубь.
Этот проход, который существовал всего два года, вел в самое секретное из мест сборов Лиги в лабиринтах под Большим Нью-Йорком. Это был небольшой искусственный грот, случайно обнаруженный года три назад. Не было найдено никаких его следов даже на самых старинных картах. “Историки” Лиги предполагали, что он был прорыт беглыми рабами задолго до начала войны за Освобождение. Таким образом место было вдвойне надежным: с одной стороны никто, кроме Лиги, не знал о его существовании, а с другой, даже если бы Стражники заняли станцию 4-й Улицы, вероятность обнаружения входа в галерею
