Блаженству конец; Опять ты царица, Опять я ничтожный и бедный певец». «Пускай возвратится Веселое утро, сияние дня; Зарей озарится Тот свет, где мой милый живет для меня. Лишь царским убором Я буду с толпой; А мыслию, взором, И сердцем, и жизнью, о милый, с тобой». «Прости, уж бледнеет Рассветом далекий, Минвана, восток; Уж утренний веет С вершины кудрявых холмов ветерок».— «О нет! то зарница Блестит в облаках; Не скоро денница; И тих ветерок на кудрявых холмах». «Уж в замке проснулись; Мне слышался шорох и звук голосов». — «О нет! встрепенулись Дремавшие пташки на ветвях кустов». — «Заря уж багряна». — «О милый, постой». — «Минвана, Минвана, Почто ж замирает так сердце тоской?» И арфу унылый Певец привязал под наклоном ветвей: «Будь, арфа, для милой Залогом прекрасных минувшего дней; И сладкие звуки Любви не забудь; Услада разлуки И вестник души неизменныя будь. Когда же мой юный, Убитый печалию, цвет опадет, О верные струны, В вас с прежней любовью душа перейдет. Как прежде, взыграет Веселие в вас, И друг мой узнает Привычный, зовущий к свиданию глас. И думай, их пенью Внимая вечерней, Минвана, порой, Что легкою тенью, Все верный, летает твой друг над тобой; Что прежние муки: Превратности страх, Томленье разлуки, Все с трепетной жизнью он бросил во прах. Что, жизнь переживши, Любовь лишь одна не рассталась с душой; Что робко любивший Без робости любит и более твой. А ты, дуб ветвистый, Ее осеняй; И, ветер душистый, На грудь молодую дышать прилетай». Умолк — и с прелестной Задумчивых долго очей не сводил… Как бы неизвестный В нем голос: навеки прости! говорил. Горячей рукою Ей руку пожал И, тихой стопою От ней удаляся, как призрак пропал… Луна воссияла… Минвана у древа… но где же певец? Увы! предузнала Душа, унывая, что счастью конец; Молва о свиданье Достигла отца… И мчит уж в изгнанье Ладья через море младого певца. И поздно и рано Под древом свиданья Минвана грустит. Уныло с Минваной Один лишь нагорный поток говорит;
