крупного наступления.
На некоторое время после падения Муссолини мы несколько ослабили интенсивность воздушных налетов на Италию. Мы публично заявили об этом как о возможности для нового правительства избежать дальнейших разрушений в стране, приняв без промедления наши требования о безоговорочной капитуляции всех итальянских вооруженных сил. Это вызвало резкий протест в Лондоне. Нам вновь напомнили, что командующий войсками на фронте находится под контролем правительства и общественного мнения своей страны. Фактически задержка с бомбардировками была вызвана необходимостью перебазирования авиационных частей и подтягивания к новым базам материально- технических резервов; мы пытались сделать добро по необходимости. Как только командование войск вновь получило возможность с максимальной эффективностью использовать авиацию, оно сразу возобновило воздушные операции.
При определении тактических планов возник вопрос, мнения по которому резко разошлись. Одна группа считала, что наиболее безопасным, хотя и менее решающим путем наступления в Италии было продвижение в глубь Апеннинского полуострова, после того как Монтгомери овладеет плацдармом. Этот вариант был надежен, но не обещал никаких серьезных результатов. В самом деле, убедившись, что наше наступление последует в этом направлении, противник мог легко заблокировать наши войска на ряде горных рубежей и лишить нас возможности осуществлять маневр силами.
Все говорило о том, что вторжение следует предпринять на более широком фронте. После рассмотрения каждого участка побережья от Рима до самой оконечности полуострова выбор пал на Салернский залив. Крупнейшим недостатком этого плана являлось то, что его логика была очевидна как нам, так и противнику. Основную часть нашей истребительной авиации все еще составляли самолеты с небольшим радиусом действия, и Салернский залив был крайним пределом их эффективной поддержки высадки десантов. Кроме того, между Салернским заливом и 'носком итальянского сапога' не было ни одного другого более или менее удобного участка побережья для десантирования, так что мы решились на операцию, не питая никаких иллюзий относительно ее неожиданности для противника.
Между тем переговоры о капитуляции Италии тянулись мучительно медленно. Они были очень сложными и касались все еще сильного итальянского флота, остатков итальянских военно-воздушных сил и итальянских сухопутных сил на всем полуострове и на Балканах. Но прежде всего эти переговоры касались возможности осуществить капитуляцию, поскольку немцы фактически господствовали во всей стране. Наконец мы пришли к соглашению, что капитуляция вступит в силу вечером 8 сентября и что Бадольо и я одновременно сделаем заявления о капитуляции. Я выбрал эту дату, так как в полночь должна была начаться высадка десанта в Салернском заливе. Все эти долгие и подчас раздражавшие переговоры вел с нашей стороны мой начальник штаба.
Все шло в соответствии с планом, и вдруг в полдень 8 сентября я получил сообщение через тайные каналы, что Бадольо пересмотрел свое решение на том основании, что мы проявляли излишнюю поспешность и что результатом будет установление полного господства немцев в Италии и кровавая расправа над теми, кто был причастен к переговорам о капитуляции. Дело зашло слишком далеко, чтобы дальше тянуть время. Я телеграммой категорически ответил, что независимо от его действий я заявлю о капитуляции в 6.30, как мы договорились ранее, и если я сделаю это без одновременного заявления с его стороны, то у Италии не останется друзей в этой войне. Я находился на своем передовом командном пункте возле Карфагена, когда донесение Бадольо пришло в мой штаб в Алжире. Мои офицеры, совершенно сбитые с толку, обратились по радио за указаниями в Объединенный англо-американский штаб, одновременно направив оригинал донесения мне. Решив действовать по своему усмотрению, я приказал отменить радиограмму, направленную в Объединенный англо-американский штаб, или, если это уже невозможно будет сделать, объяснить ему, что я уже сам отрегулировал этот вопрос. Вечером в 6.30 я объявил по радио о капитуляции Италии. Бадольо, полный страха и нерешительности, спустя полтора часа наконец решил, что ему нужно последовать моему примеру.
Это никоим образом не означало изменения наших планов вторжения. В течение нескольких дней, как мы знали, итальянский гарнизон на побережье Салернского залива заменялся лучшими немецкими войсками, и наша разведка предсказывала тяжелые бои на плацдарме, кульминацией которых станут сильные контратаки где-то между четвертым и шестым днем после высадки на берег.
Четырьмя дивизиями в дополнение к тем двум, которые уже были на итальянском берегу, но далеко на юго-востоке, мы начинали вторжение в страну, где, по нашим подсчетам, находилось восемнадцать немецких дивизий. Хотя войска, следующие за дивизиями первого броска десанта, удваивали первоначальную численность наших сил, в некоторых отношениях операция выглядела безрассудно- смелым предприятием; однако решение начать операцию было принято в силу нашей веры в возможность авиации обеспечить мощное воздушное прикрытие в период наращивания сил на плацдарме, в силу нашей веры в мощь военно-морского флота оказывать огнем корабельной артиллерии непосредственную поддержку высаживающимся войскам, пока те не будут в состоянии сами постоять за себя.
Высадка десанта и последующие бои развивались почти в полном соответствии с предсказаниями разведки. При выходе на берег произошла решительная, но сравнительно короткая схватка, и за небольшими исключениями десантирование прошло успешно. В соответствии со своей практикой противник начал немедленные контратаки и к 13 августа собрал достаточно сил для крупного наступления, чтобы сбросить нас в море. В этот период немецкая пропаганда оценивала нашу операцию как большую ошибку и предсказывала полное поражение союзников.
13 августа немцы обрушили на нас всю свою ярость. Ожесточенное сражение продолжалось довольно долго. Самый сильный удар немецкого наступления пришелся по центральной части плацдарма, где противнику удалось продвинуться настолько глубоко, что до берега ему оставалось пройти не более трех миль. Перспективы для наших войск становились несколько мрачными, особенно когда по американской 36 -й дивизии был нанесен внезапный удар и она понесла тяжелые потери, прежде чем сумела выйти из боя и привести себя в порядок. В какое-то время нависла реальная угроза расчленения войск на плацдарме, и генерал Кларк быстро набросал план возможного снятия с берега своего штаба и переноса его на корабль, для того чтобы оттуда руководить войсками. Этот план, доведенный до моего штаба в искаженном виде, вызвал оцепенение, ибо было похоже, что командиры на местах обескуражены обстановкой и готовятся к отводу всех войск. В действительности же дело обстояло не так. Генерал Кларк и генерал Ричард Маккрири, командир английского 10-го корпуса, никогда не проявляли никаких колебаний в своей решимости выстоять.
До того как генерал Кларк повел 5-ю армию в Салерно, он еще ни разу не участвовал в боях Второй мировой войны. Этот генерал оказался прекрасным боевым командиром и полностью оправдал мою веру в него, которая позволяла мне назначить его на столь важный пост. Позднее, в ходе войны, когда генерал Александер стал главнокомандующим на Средиземноморском театре военных действий, Кларка выдвинули на должность командующего группой армий в Италии; это назначение, вероятно, означало, что как английские, так и американские власти вполне довольны его работой на предыдущем посту.
Проведенная 13 августа разведка дала детальную картину немецкого наступления, и в тот день главный маршал авиации Теддер получил приказ сосредоточить все силы подчиненной ему авиации для нанесения удара по наиболее чувствительным местам немецкой группировки. Утром 14 августа авиация начала мощную бомбардировку вражеских боевых порядков. В итоге этого удара силы противника и его мобильность оказались настолько подорванными, что с помощью огня корабельной артиллерии союзные войска вновь овладели инициативой, и немцы уже не угрожали нашему общему положению на плацдарме.
Однако тяжёлые бои еще не кончились. Двумя крупными первоначальными целями вторжения в Италию был захват, во-первых, Неаполя как порта, через который мы могли бы снабжать наши войска, и, во-вторых, аэродромов в Фодже, откуда можно было бы предпринимать дополнительные бомбовые удары по Центральной Европе, ибо до сих пор такие удары осуществлялись почти исключительно с английских баз.
16 августа я выехал в Салерно, чтобы на месте изучить обстановку, которая, казалось, указывала на недостаток военного мастерства у некоторых американских командиров. После внимательного ознакомления с положением дел я счел нужным утвердить предложение генерала Кларка о снятии командира американского корпуса, входящего в состав его армии.
