– Соколиный Охотник я никогда не любила своего мужа так, как любят друг друга страстные возлюбленные, – попыталась объяснить Мэгги. – Мои чувства к нему были лишь благодарностью за то, что он взял меня тогда, когда у меня больше никого не осталось. Я питала различные чувства к своему мужу, но никогда это не было страстью. Когда мы занимались Любовью, я ничего не чувствовала. Я делила постель с ним лишь для удовлетворения его мужских потребностей. Я была ему так многим обязана…

Соколиный Охотник прижал ее к себе поближе.

– Приятно это узнать, – сказал он, тяжело вздохнув. Затем он повернулся к ней лицом так, чтобы их глаза встретились. – Почему ты была одна? Почему тебе было необходимо, чтобы этот человек вошел в твою жизнь?

– Моя мать умерла давно, – сказала Мэгги печально. – Мой отец умер всего несколько месяцев назад, и его деловой партнер лишил меня наследства. Я сбежала от ужасного человека и от своего прошлого. Мелвин, человек, который стал моим мужем, сжалился надо мной. Мы поселились с ним вместе, и вот всего несколько дней назад я нашла его мертвым. Его доконал, видимо, сердечный приступ… Поскольку я беременна, мне пришлось срочно уехать, чтобы найти хоть кого-нибудь, кто мог бы помочь при рождении ребенка.

– Я тоже потерял отца и мать, – сказал Соколиный Охотник, глядя в огонь. – Мой отец, которого звали Дремлющий Волк, был вождем до меня. Он выбрал смерть в бою, которая произошла во время стычки между небольшим отрядом уте и воинами нашей деревни. Он всегда говорил, что лучше умереть в бою, чем стариться и чахнуть, как мой дед. Он видел все это. Мою мать звали Чистое Сердце. Оплакивая смерть отца, она ушла, и с тех пор больше ее никто не видел.

– Как ужасно! – с трудом проговорила Мэгги.

– Много зим назад мой дед устранился от своей роли вождя, и народ выбрал отца на его место, точно так же, как они выбрали меня вождем на место моего отца, – сказал Соколиный Охотник напряженным голосом. – Этот титул я с гордостью ношу, но я бы с радостью вернул его своему отцу, если бы это было возможно… И даже своему деду, проводящему сейчас свою жизнь в воспоминаниях о прошлом.

Соколиный Охотник взял Мэгги за талию и повернул к себе лицом. Он осторожно дотронулся до ее живота и прошелся пальцами по нему, отмечая его размер и округлость.

– Не будем больше говорить о родителях. Теперь ты и твой ребенок в безопасности, – сказал он, затем взял се за плечи, притянул к себе поближе и поцеловал. —Ты так прекрасна, – прошептал он, слегка отодвинув свои губы от ее губ.

Мэгги покраснела и опустила глаза.

– Как ты можешь так говорить? – прошептала она, но сердце ее переполнялось радостью от такого внимания любимого ею человека. – Я такая большая, такая неуклюжая.

– Это скоро пройдет, – сказал Соколиный Охотник, и, обойдя ее, направился к кровати.

– Пойдем. Ты сегодня ляжешь спать на моей кровати. Я посплю у огня.

Мэгги подошла к кровати. Он взял ее за локоть, помог ей улечься и укрыться, а затем еще раз нежно поцеловал.

– Между нами больше нет секретов? – прошептал он, прижавшись к ее губам, затем отошел и улегся возле огня спиной к Мэгги.

Мэгги уютно расположилась под одеялом, и, затаив дыхание, размышляла о том, какие отношения сложились между ними.

Он простил ее. Он даже уверил себя, что она останется. Она выйдет замуж за этого чудесного, красивого вождя арапахо. И он обещал хорошо относиться к ее ребенку. Он был необыкновенно добрый человек, ибо собирался воспитывать ребенка, как собственного!

Она повернулась на бок и вдруг испугалась. Все казалось слишком необыкновенным, слишком хорошим. Но ведь непременно что-нибудь произойдет, и сказочный сон превратится в ночной кошмар.

Внезапно ее пронзило чувство вины: она вспомнила, что у нее все еще слишком много секретов от него: ее изнасилование, и особенно та сумка с деньгами, которую она спрятала под этой самой кроватью, где спит. Однажды он, конечно, узнает о ней всю правду, даже об этих вещах. Почувствует ли он, что его снова предали? Простит ли он ее во второй раз?

Она закрыла глаза, пытаясь заснуть и отогнать прочь все эти страхи.

Резкая, пульсирующая боль в животе заставила Мэгги проснуться. Она обхватила живот и судорожно хватала ртом воздух. Один приступ боли сменялся другим.

– У меня начинаются схватки, – прошептала она, широко раскрыв глаза. Боли участились. Она не думала, что все случится так быстро.

Опираясь на локоть, Мэгги приподнялась и посмотрела туда, где спал Соколиный Охотник. Его там не было.

– О, нет! Где же он? – прошептала она сама себе.

В отчаянии она огляделась вокруг. Огонь в очаге отбрасывал на стены длинные танцующие тени, и было невозможно сказать, день ли сейчас или ночь.

Затем она посмотрела вверх – на отверстие для дыма, сквозь которое было видно начинающее голубеть небо – это значило, что ночь уже отступала.

– Он, конечно же, ушел на реку, чтобы с утра искупаться, или за дровами для поддержания огня, – шептала Мэгги, пытаясь убедить себя в том, что он скоро вернется и поймет, что роды произойдут сегодня.

Она и думать не могла о том, что ей придется пройти сквозь это тяжелое испытание без него…

Ей хотелось, чтобы он ее успокоил. Ей хотелось его любви. Ей хотелось его расположения в тот самый момент, когда ее ребенок сделает первый вздох.

Если он сможет принять этого ребенка так, как он принял ее и ее проступок, ей будет намного легче навсегда изгнать из памяти отца своего ребенка.

Так многое зависело от Соколиного Охотника: ее жизнь, ее счастье!

Очередной приступ острой боли полностью овладел сознанием Мэгги. Пот капал у нее с бровей, она скрежетала зубами, пытаясь перенести связанную с родами боль. Отбросив одеяло, она расставила ноги, схватилась за живот руками, легла на спину и закрыла глаза. От головокружения у нее все плыло перед глазами, а боли теперь пронизывали ее с еще меньшими интервалами.

Охваченная страхом, Мэгги спрашивала себя, что может задержать Соколиного Охотника, и медленно постаралась встать с кровати. Но как только ее нога коснулась устланного ковриками пола, ее живот ощутил еще один приступ боли. Схватка была на сей раз особенно сильной и долгой. Давление становилось почти невыносимым: ребенок проталкивался к проходу.

Она подождала, пока боль утихнет, а затем снова попыталась поставить ноги на коврик. Она должна добраться до входа. Если Соколиный Охотник был в пределах слышимости, то она привлечет его внимание.

Однако она боялась худшего – что его не будет здесь во время рождения ребенка. Что, если никто не придет ей помочь? В конце концов она стала ногами на пол и оттолкнулась от кровати.

Обхватив живот руками, как будто успокаивая его, она медленно начала передвигать ноги: дюйм за дюймом, по всем мягким коврикам. Следующие схватки застали ее сразу, стоило встать на ноги, и боль при этом была настолько острой, что вызывала головокружение. Мэгги чувствовала, что может упасть в обморок, если не наступит хоть небольшая передышка.

Когда боль утихла, Мэгги, злясь на саму себя, тяжело дыша и обливаясь потом, все же добралась до выхода. Дрожащей рукой она отодвинула створку и высунула голову наружу. Ее надежды найти где-нибудь поблизости Соколиного Охотника оказались напрасными. Мэгги даже не увидела его лошадь среди других лошадей в загоне недалеко от вигвама.

Затем она осознала кое-что еще: не было ни ее фургона, ни кур, ни петуха, ни коровы, хотя как раз в этом-то не было ничего необычного, чтобы сильно беспокоиться. Вдруг еще один сильный приступ боли буквально пронзил ее всю. На этот раз она не выдержала, вскрикнула и опустилась на пол. Так она и лежала у входа, а ее руки оказались слегка высунуты наружу.

Она закрыла глаза и тихонько плакала, боясь, что подвернула ногу. В этот момент кто-то к ней подошел.