связаны, я даже не знаю, возможно ли вас анестезировать.
– То есть я буду в полном сознании, пока вы станете проводить эту вашу… прижизненную аутопсию?
– Посмотрим, – сказала Лайонз.
Неужто Бог и вправду есть? Конечно, очень может быть, что это – тот же самый бог, который заставил Иеффая принести в жертву собственную дочь на всесожжение в награду за победу над аммонитянами.[xli] Но если Бог есть, значит, он допускает и такое; и хотя Тед физической боли не испытывал, зрелище, звуки и мысли о том, что происходит, убивали его снова и снова. Его тело располосовали от шеи до мошонки, грудную клетку взломали и раздвинули; Лайонз заглядывала в самые недоступные его уголки, а подобострастные лаборанты подавали ей инструменты и ждали инструкций. С потолка свешивалось круглое зеркальце, где левая часть Теда поменялась на правую и наоборот; он наблюдал, как Лайонз вынимает из него сердце. Ассистент положил данный орган в тазик из нержавеющей стали – и Тед почувствовал боль за Глорию и за детей. В помещении густо клубился страх – страх лаборантов и самой Лайонз. Тед слышал, как пересыхает у них во рту, как капельки пота тихо-тихо падают на воротник. Медики то и дело переглядывались – в изумлении, в ужасе, в отвращении, в недоумении. Тед понюхал воздух – смертью не пахло, как не пахло располосованной плотью живого или некогда живого существа, и он знал, что наверняка именно этот аспект процедуры и внушает патологам наибольший ужас. Бог весть, чего они ожидали – только не этого. На столе уже выросла целая груда органов, но лицо пациента выражения не меняло, и глаза оставались открыты.
Как раз когда доктор Лайонз взяла в руки его мочевой пузырь, Тед промолвил:
– А вы потом не забудете сложить все обратно?
– Как скажете, – кивнула Лайонз. – Хотя вам это вряд ли нужно.
– И все же.
Лайонз посмотрела на составные части Теда и потерла висок затянутым в перчатку запястьем – обеспокоенно и озадаченно.
– Сложу, сложу. Но возможно, вы будете уже не тот, что прежде.
– И все же.
В конце концов Лайонз кое-как затолкала органы обратно в Тедово тело – вроде как индейку фаршируют: желудок угодил примерно туда же, где и был, обе почки оказались с одной и той же стороны, поджелудочную железу уронили на пол и пинком отшвырнули в сторону. Тишина нарастала в геометрической прогрессии с каждым шагом по направлению к концу процедуры, пока комнату не заполнило то, что Тед счел «антизвуком». Лайонз с помощниками были не в состоянии толком выдохнуть, не в силах даже взглянуть друг на друга в поисках подтверждения и поддержки во власти общего ужаса, страха, смятения. Заштопала Теда сама Лайонз, по ходу дела извиняясь.
– Как патолог, я своих пациентов зашивать не привыкла, – сетовала она. – Даже не знаю, как оно заживет. Боюсь, останется заметный шрам.
– Нашли что-нибудь? – полюбопытствовал Тед.
Лайонз искоса глянула на него и вновь принялась накладывать швы. Поведение ее заметно изменилось. Напускная жесткость исчезла, остался только страх. Закончив, она отпрянула от Теда.
В комнату вошли двое вооруженных охранников – долгожданный знак медперсоналу, что можно расходиться. Лайонз, слегка пошатываясь, стояла между двумя каменноликими солдатами в черном.
– А мне возвращаться в комнату? – спросил Тед.
– Побудьте здесь, – сказала Лайонз. – Это ненадолго.
Салли крутнул руль, «форд» съехал с автострады в долине Юкка и покатил в глубь пустыни. Детектив отхлебнул воды – он предусмотрительно запасся бутылками с водой – и окинул взглядом бескрайнюю белую пустошь по обе стороны от заброшенной полосы асфальта. Въехал во дворик маленькой закусочной, вышел из машины, подошел к дверям. В дверях его встретил старик.
– Чего надо? – осведомился старик.
Салли оглянулся назад, на дорожный указатель, затем на вывеску в окне.
– Это ведь ресторан, не так ли?
– Ну, типа, – кивнул старик. – Да только вас я не знаю.
– Если вы обслуживаете лишь друзей и никого больше, значит, это не ресторан, адом, – сказал Салли.
– Стало быть, это мой дом.
– Послушайте, есть я вообще не хочу. Мне просто нужно задать вам вопрос-другой.
– Экая досада, потому как никаких ответов я не знаю.
Салли окинул взглядом пустынную ленту дороги и подумал, что перекусить было бы и впрямь недурно.
– А можно, я все-таки спрошу? Вы, часом, не знаете здесь никого, кто ездил бы в коричневом фургоне?
Старик не сказал ни «да», ни «нет».
– А как насчет карлика? Вы тут в округе карлика не видели? Может, в фургоне, может, без фургона? – Салли вытащил из кармана брюк платок и промокнул сзади шею. – Кстати, а чем вы кормите друзей?
– Да едой всякой. Есть гамбургеры. Жареная картошка. Оладьи. Бифштексы. Пирожки. Всякое разное.
– Ходко дело идет? – спросил Салли.
– Цветет и пахнет.
– Ну надо ж!
– А я знаю этот ваш фургон, – внезапно сообщил старик. – И коротышку тоже знаю. Там, на равнине Гехинном живут такие религиозные психи. Как есть психи, правда.
– А как туда добраться?
Старик указал рукой.
– Миль пять будет, а потом по грунтовке еще шесть. Эта шестимильная тропка – не дорога, а так, одно название, так что вы не зевайте, в оба глядите.
– Спасибо большое.
– Вертолеты опять же летают, – заметил старик. – Вы там поосторожнее.
– Ах, вертолеты, – повторил Салли.
– Ага, черные. Вы там поосторожнее.
– А то!
– Возвращайтесь, я вас обслужу.
Глория и Ханна сидели на узкой пляжной полоске перед выходящими на океан фронтонами магазинов и домов Авалона. День выдался теплый, однако на вид вода казалась Глории холодноватой; детей, впрочем, это нисколько не смущало. Ханна прихватила с собою парочку любовных романов; она вечно их читала, однажды натолкнувшись на серию, в которой, по ее собственным словам, «никто не ходит вокруг да около, когда дело доходит до хождения вокруг да около».
– А по-моему, эти книжонки все как две капли воды похожи одна на другую, нет? – спросила Глория.
– В том-то и прелесть. – Ханна надвинула на глаза солнечные очки. – Детям вроде бы тут хорошо.
– Да.
– Глория, мне страшно жаль, что я так вела себя с Тедом.
Глория неотрывно глядела на Перри с Эмили.
– Ну что ж, надеюсь, тебе еще удастся с ним помириться, – не оборачиваясь, обронила она.
Ханна потеребила в руках резиновую полоску, с помощью которой закрепляла целлофановый пакет на гипсовой повязке.
– Ты представляешь, как по-дурацки оно выглядит?
– Зато не промокнет.
– А ты просто в воду не лезь.
– С какой стати, если есть пакет?
