чемоданы своих пассажиров, попрощался и укатил в неизвестном направлении.

Весь персонал гостиницы прильнул к окнам заведения. Мужчины вошли в абсолютно пустой вестибюль гостиницы и остановились у стойки портье. Там тоже никого не было.

– Мы наверное, в пересменку попали? – растерянно произнес худощавый (читатель конечно же догадался, что это был Скелет, он же Георгий Валентинович Набейбрюхо, он же Жорик).

– Добрый день, рады приветствовать дорогих гостей, – сказал кто-то громким звонким голосом за спиной.

Толстый и Скелет разом обернулись. На лестничной клетке стояли сотрудники гостиницы. Впереди высокая дама лет пятидесяти с хорошо сохранившейся фигурой и пышным бюстом. На голове у женщины был кокошник, на плече лежала искусственная коса, в ушах болтались цыганские золотые кольца. В руках женщина держала поднос с караваем.

– Наверное, мы не вовремя, пойдем, – прошептал Скелет Толстому.

– Отведайте наш фирменный, тулупинский каравай, гости дорогие. Милости просим!

Посетителей гостинцы окружил улыбающийся персонал. Девушки взялись за руки и запели народную тулупинскую хороводную песню, переделанную из «Во поле березонька стояла».

Девушки пели ни в склад, ни в лад, но отсутствие слуха и музыкальности, с лихвой окупал энтузиазм исполнителей. Закончив хороводную, девушки переключились на цыганские мотивы: «К нам приехал, к нам приехал, Инкогнито, дорогой», – дружно грянули они. Толстый от неожиданности отпрянул и наткнулся на кадку с огромной искусственной пальмой. Пальма, не рассчитанная на столкновение с крупными людьми, шлепнулась на пол, задев своим стволом, стоявшего рядом Скелета. Тот оказался на полу. Поющие кинулись подбирать с пола дорогих костей, не прерывая пения. Началась суматоха, так как поднимающие мешали друг другу. Толстый со Скелетом еле отбились, отползли в сторону и поднялись самостоятельно.

Администраторша кинулась к ним с извинениями, помогая привести в порядок, испачканную одежду.

Толстый недовольно буркнул:

– Это г-гостиница или сумасшедший дом? Селить будете, в конце концов!

– Конечно, конечно, назовите, пожалуйста, ваши фамилии, – любезно отозвалась она, дела вид, что не поняла кто перед ней. Администраторша прекрасно помнила слова главного менеджера – инкогнито!

– У нас номер зарезервирован, люкс, – перебил ее Толстый, – оплачиваем наличными, на три дня вперед, если можно, все формальности регистрации потом. Вы и так у нас массу времени своей самодеятельностью отняли.

– Конечно-конечно, сейчас вас проводят, – отозвалась она и позвала кого-то из обслуги:

– Андрей, проводи, гостей!

Перед стойкой возник накачанный молодой человек, который с легкостью подхватил чемоданы гостей. В принципе, там ничего не было. Для весу были вложены старые журналы и пара кирпичей, сверху аккуратно уложено белье, полотенца, щетки и бритвенные приборы. Чемоданчики были новенькие, натуральной кожи с кодовыми замочками. Один внешний вид из внушал почтение и уважение. На это и рассчитывал Олег.

Толстый со Скелетом поднялись на третий этаж на лифте, как белые люди. Лифт был отделан зеркальными панелями, позволяющими видеть себя в полный рост. Толстый со Скелетом в с любопытством оглядывали себя, увиденное в зеркале им нравилось. Носильщик, коридорный или как там его называют в современном гостиничном бизнесе исподтишка разглядывал постояльцев, о которых говорила вся гостиница.

«С виду люди как люди, – рассуждал про себя Андрей, – в жизни не подумаешь, что они ворочают большими деньжищами. Второй так и вовсе, шибзик какой-то, тощий, бледный, все время озирается. Наверное, покушения ожидает. Счастливыми они не выглядят. Видать не сладко с такими деньжищами жить».

У дверей люкса их уже ждала горничная, она открыла дверь и впустила их внутрь номера. Андрей поставил чемоданы на пол:

– Вот, – произнес Толстый, протягивая ему купюру, на чай.

Служащий поблагодарил и вышел, сжимая в руке сторублевку. По тулупинским меркам это было довольно щедро, обычно постояльцы давали двадцать, тридцать, пятьдесят рублей.

Горничная не оставила без внимания эту сцену, она так мило улыбалась, так заботливо поправляла застеленные кровати, предложила перекусить с дороги, сдать белье в прачечную, принести что-нибудь из бара. Девушка получила заслуженные чаевые, в размере ста рублей.

Толстый закрыл за ней дверь на ключ и только тогда позволил себе расслабиться.

– Уф! – произнес он, стягивая с себя пиджак и расстегивая ремень на брюках, – плесни мне чего-нибудь, а то у меня руки трясутся, – проговорил он, устраиваясь в кресле.

Скелет раскрыл холодильник и присвистнул:

– Слушай, тут даже икра есть, ни фига себе!

Он достал бутылку охлажденного горячительного и передал ее Толстому:

– Ты это сам, наливай, я перекушу чего-нибудь, – произнес он, вытаскивая их холодильника закуску.

– Живут же люди, – завистливо проговорил он, подцепляя пальцем икринки.

– Хватит свинничать, – прикрикнул на него Толстый, – ложку возьми, как я после твоих пальцев жрать буду.

В дверь постучались.

– Да, минуточку, – отозвался Толстый, пряча бутылку под кресло, – убери в холодильник жратву, урод, – прошептал он Скелету.

Скелет с тяжелым вздохом водрузил банку с икрой на место.

Толстый открыл дверь, на пороге стоял Олег.

– Добрый день, Антон Антонович. Здравствуйте, Георгий Валентинович. Слышал, что вы тут проездом, решил зайти, – громко, чтобы слышала дежурная по этажу, сидевшая на своем боевом посту, произнес Олег.

– Сколько лет, сколько зим, – ответил толстяк, сообразив, почему Олег так кричит. Он пожал руку гостью и пригласил в номер.

Олег закрыл за собой дверь на ключ и огляделся.

– Красота, уже в холодильник заглядывали, ай-яй, я вас сюда работать поселил, а не казенные продукты жрать. Между прочим, я за них плачу из своего собственного кармана. Вы на них еще не заработали, а если и дальше так пойдет, не заработаете, – уколол он Толстого со Скелетом.

– Олег Константинович, да вы что, да мы только зашли… – начал оправдываться Толстый, но Олег сразу же двинулся к креслу из-под которого торчала головка бутылки. Он наклонился и ловким движением извлек ее из-под кресла.

– Это конечно же не ваше, оно тут давно лежит, кресло поддерживает, – перебил поток оправданий Парамонов.

– А я ту ни при чем, я не пью, – поспешил отречься от друга Скелет.

– А вы бы, Георгий Валентинович, морду умыли – вся в икре, нехорошо. Вы же не с голодного края приехали, вы из Москвы. Икру там каждый день ложками лопаете. Продукты из холодильника не жрать, а то, знаю я вас, халявщиков! – приказал Олег. Он достал из кармана небольшую пачку денег, отсчитал и передал Толстому:

– Даю вам, Антон Антонович, Жорику деньги давать нельзя, он или пропьет, или кепок накупит.

– Это что, аванс? – уточнил Толстый, разочарованный толщиной.

– Нет, это вам на сегодняшний день, на представительские расходы.

– На сегодня? – обрадовался Антон Антонович. – Ну это мы мигом, это мы…

– Не сомневаюсь, – холодно прервал его Олег, – за каждую копейку потом отчитаетесь, сколько проели-пропили, сколько в рулетку продули, сколько на чаевые, сколько девочкам, сколько нищим у храма.

– Нищим? А мы что, социальная помощь? – возмутился Скелет, услышав, что «свои» (конечно же они автоматически стали своими, родными) деньги нужно кому-то отдавать.