Альму, Инкерман и Балаклаву, очень и очень повлияли на всех в осадном лагере.
Мы до конца выполним долг, но боюсь, что результатом наших усилий будет судьба британских фузилеров на Черной речке'.
* * *
В Бахчисарае размещался штаб третьего пехотного корпуса. После своей плодотворной деятельности на Кавказе, генерал от кавалерии Николай Андреевич Реад, ставший в ноябре пятьдесят четвертого года генерал-адъютантом Государя, получил его под командование, вместе с левым флангом деблокирующей армии. Правда от всего корпуса на этом фланге под командованием Реада были только три полка шестой дивизии и один стрелковый батальон. Князь Горчаков, раздергал корпус по частям, стараясь заткнуть дыры.
В песенке сочиненной совсем в другое время поручиком Толстым, о Реаде говорилось как о неумном генерале:
Туда умного не надо,
Ты пошли туда Реада,
А я посмотрю...
В действительности, получивший хорошее домашнее образование, послуживший и в инженерных войсках, и в кавалерии Николай Андреевич был вовсе не глуп. Участник Бородинской битвы, побывавший во многих сражениях и походах, генерал Реад, до мозга костей был военным человеком, для которого выполненный приказ являлся главной добродетелью командира. Не его вина, что в сражении четвертого августа, совсем в другой реальности, командующий русской армией в Крыму князь Горчаков, был неплохим начальником штаба у Паскевича, но полководцем совсем не являлся. Своей жизнью Николай Андреевич тогда заплатил за невнятную диспозицию и неразбериху среди русских войск.
Сейчас, генерал Реад, с большой радостью и изумлением видел вступающие в Бахчисарай невиданные войска и невиданную технику. Рассказ в штабе о том, что в Севастополь прибыла Сибирская стрелковая бригада, сформированная подобно полкам нового строя царя Алексея, в качестве эксперимента, вызвал у командира корпуса, да и не только у него вполне понятное недоверие к словам Васильчикова.
Слишком много вопросов, готовых сорваться у Николая Андреевича и чинов его штаба с уст, были пресечены напоминанием о сохранении военной тайны. Впрочем, в приватной беседе, с участием Ларионова, Васильчикова и Реада, генерал был посвящен во все. Восторг от открывшихся возможностей, от известия о поражении союзников на Черной речке, у генерал-адъютанта, был поистине беспределен. Вопросов о собственной судьбе он избегал из врожденной деликатности, но измучил Ларионова требованиями рассказать, как и чем была окончена Крымская компания.
Получив по большей частью уклончивые ответы и отправив в помощь оставшемуся у Черной речки батальону штабс-капитана Логинова с четырехорудийной батареей, Севский пехотный полк, большой обоз с продовольствием и фуражом, генерал Реад, немного успокоился. Но узнав о новых видах оружия и тактики, готов был сам следовать в Симферополь к Горчакову с требованием перейти к активным действиям. Возможность связаться с князем Горчаковым и с адмиралом Нахимовым 'не сходя с места', посредством аппаратуры, размещенной на повозках, двигающихся без помощи тягловой силы, вызвала у генерала очередной прилив энтузиазма.
Получив согласие от командира третьего корпуса, выслать к Черной речке практически всех врачей и лазаретных служителей, весь парк повозок и лазаретных линеек для перевозки раненых врагов, организации питательных пунктов на пути движения обозов с ранеными, Ларионов и Васильчиков почли за благо откланяться. Экспедиция оставив в окрестностях Бахчисарая два батальона стрелков и шестиорудийную батарею трехдюймовок предназначенные для освобождения Евпатории, выступила в сторону Симферополя. Основные проблемы ждали Ларионова, Васильчикова и Гребнева в штабе Крымской армии.
Глава 29. Пришла беда, откуда не ждали.
Не доходя до Симферополя, рядом с Петровской балкой раскинулось воинское кладбище. Здесь хоронили умерших от ранений и болезней защитников Севастополя, отправленных на излечение в тыл. Вместо выздоровления около тридцати тысяч из них, обрели в Симферополе вечный покой. Подобно Братскому кладбищу на Северной стороне, офицеры имели отдельные могилы, солдат и матросов хоронили в братских.
Чувства, с которыми наблюдали за этим городом мертвых, Ларионов, Гребнев и их подчиненные, отнюдь не были радостными. Генерал Васильчиков, бывавший в Симферополе ранее, привычным взглядом смотрел на погост.
- Вот так вот Сергей Аполлонович, рожает женщина мальчика, растет он, идет на службу, а тут бац - война, ранение и смерть.
- Решил пофилософствовать, Андрей Васильевич? О смысле жизни? Такие места предполагают соответствующее умонастроение.
- Да так что-то настроение накатило. - Задумчиво сказал Ларионов. - Вот просто подумал, две церкви не поделили, у кого будут ключи от ворот Храма Гроба Господня. А как результат война, тысячи и тысячи убитых, умерших от ран и болезней.
- Ну, есть и еще одна причина. Она столь же весома. - Усмехнулся Гребнев.
- Это какая же, такая причина? - вмешался генерал-лейтенант.
- Если мне память не изменяет, Ваше превосходительство, то в бозе почивший государь Николай Павлович, в поздравлении Наполеону с восшествием на трон, назвал его вместо милого брата, милым другом.
- Ах, это! Да такое тоже имело местом быть. Но согласись, что глупость все это.
- Это для нас глупость, Ваше превосходительство, а для Наполеона обида. Не признали его за полноценного императора. Извольте воевать.
- Сергей Аполлонович, я ведь просил Вас, без чинов.
- Простите, забылся Виктор Илларионович, как вижу Ваши эполеты, так и тянет титуловать Вас согласно устава. - Улыбнулся Гребнев.
- И правил глупо, и воевал не очень, и кончил плохо. - Сказал Ларионов, имея в виду Наполеона. - Прямо как дядя. Умер вдалеке от прекрасной Франции.
- Еще не кончил и не умер. Не забывай, Андрей, мы тут сейчас только первые камешки выбиваем из фундамента Второй Империи.
- Нам бы Францию в союзниках иметь, а не в противниках. Судя по вашим рассказам господа, из маленького пушистого котенка, вырастет такой лев, что не дай бог!
- Согласен! Франция нам нужна как противовес Германии. Уж слишком у нас сосед оказался воинственный. Наверное, Наполеона надо будет предупредить об опасности задирать Вильгельма. - сказал Ларионов.
- В будущем - может быть, но на данный момент король Пруссии - брат Вильгельма, Фридрих- Вильгельм четвертый, который сойдет с ума только через два года.
- Никак не привыкну к тому, что оказался в том времени, когда еще очень много не произошло. Все в наших руках! - подвел итог Ларионов.
Показались дощатые бараки, в которых размещались раненые. Запах хлорки смешивался запахом немудреной пищи из несвежих продуктов. Запах заштатной больницы для бедных, запах горя и боли.
Когда вдоль дороги стали видны первые дома обывателей, полковник Ларионов, с согласия генерала Васильчикова, приказал остановиться, развернуть радиостанцию и приготовиться протянуть телефонную связь между радиостанцией и штабом Горчакова. Вместе с радиостанцией оставалась стрелковая рота,
