Постановление:
На основании итогов учебной успеваемости и защиты дипломной работы полковнику Гагарину Юрию Алексеевичу присвоить квалификацию летчика-инженера и выдать ему диплом об окончании инженерного факультета с отличием.
Комиссия при обсуждении вынесла отдельное решение. Комиссия отмечает высокий уровень дипломной работы, способность дипломанта к научной работе и в связи с этим рекомендует ему обучение в заочной адъюнктуре Военно-воздушной инженерной ордена Ленина Краснознаменной академии имени профессора H. E. Жуковского».
Пророческими оказались слова Королева: «В Юре счастливо сочетаются природное мужество, аналитический ум, исключительное трудолюбие. Я думаю, что если он получит надежное образование, то мы услышим его имя среди самых громких имен наших ученых».
Сергей Михайлович Белоцерковский считает, что именно в эти годы, годы учебы в академии, начался подлинный жизненный взлет Гагарина, полностью раскрылись его ум, талант, характер, если учесть, что для космической орбиты Юрий был все же «избранником» судьбы. Юрий показал пример не только увлеченности наукой, не только глубины и силы мышления, но и человеческого обаяния. И здесь он проявил себя таким, как везде и всегда: прежде всего коллективистом. В академии сконцентрировалось все, что так помогало ему в предыдущей жизни. Наука сейчас настолько усложнилась, что молодому человеку, даже самому волевому и талантливому, трудно наметить себе достаточно далекую и правильную научную перспективу. Ему нужны умный, тактичный научный руководитель-наставник, ведущий активную творческую жизнь, хороший коллектив, где помогли бы в процессе исканий и проб найти себя. Новаторский подход к решению актуальных и важных задач, чувство причастности к большому делу, товарищеские помощь и поддержка — вот что увлекает молодых, воспитывает в них лучшие качества. В этом, наверное, можно согласиться с Сергеем Михайловичем. Достаточно вспомнить, что с первых жизненных шагов, начиная с ремесленного училища и кончая академией имени Жуковского, Юрий был прежде всего коллективистом. Наставники сначала рабочей, после летной, потом космонавтской, затем инженерной профессий, все, кто окружал Юрия — а ему везло на хороших людей, — развили в нем лучшие качества, которые сделали из него не просто исполнителя, но и творца.
Все, кто видел Юру в академии, уверяют, что он в полной мере обладал качествами, которые позволили бы ему стать современным руководителем крупного научного коллектива. Он был создан для этого. Оставалось лишь овладеть нужными методами, прочувствовать методологию исследований, рождаемую научно-технической революцией. У Юрия была неутолимая жажда к новым знаниям. Сейчас революционная роль ЭВМ в науке, авиации, космонавтике понятна, видима всем. А в те годы, когда многое еще было проблематично, Юрий Алексеевич быстро и безоговорочно проникся верой в ЭВМ и увлекся тем, что ныне зовется «численным экспериментом». Многие долго не верили, что он смог столько сделать в своей дипломной работе, причем используя разнообразные научные средства: ЭВМ, аэродинамические трубы, тренажер.
Однокашники Гагарина по академии, дважды Герои Советского Союза, кандидаты технических наук Б. Вольтов, А. Николаев, А. Леонов, П. Попович так отзываются об академической поре:
«С особым чувством теплоты и благодарности вспоминаются нам годы учебы в академии. Она дала нам прочные фундаментальные знания, научила нас решать специальные вопросы с позиции инженеров- исследователей. Но ее профессорско-преподавательский состав нес нам, воспитывал в нас и гораздо большее — безграничную преданность Родине, партии, своему делу, увлеченность наукой, дух коллективизма.
Особенно благоприятное влияние это оказывало на Юрия Алексеевича. В короткое время космонавт № 1 стал и слушателем № 1, нашим лидером в учебе, на которого мы равнялись, за которым тянулись. Здесь с особой силой развернулась еще одна сторона его богатой талантами натуры. Он проложил всем нам не только дорогу в космос, но и указал своим примером путь в Науку, по которому мы затем и пошли».
27 марта 1968 года на листке календаря в кабинете Ю. А. Гагарина остались записи, наметки на этот день:
1) 10.00 — тренировочные полеты.
2) 17.00 — редакция журнала «Огонек», «Круглый стол», надо выступить.
3) 19.00 — встреча с иностранными делегациями в ЦК ВЛКСМ.
Так он распределил ближайшее время. А что «записывали» ум и сердце? Самое последнее, что помнит, например, Нина Ивановна Королева при одной из встреч с Гагариным: потемневшее, осунувшееся лицо и короткие, жесткие, как о давно решенном и необратимом, слова: «И все-таки я полечу, я добьюсь, чтобы меня пустили в полет, чего бы это ни стоило». Г. Т. Береговой вспоминает, что «когда после гибели Комарова Гагарина исключили из всех программ подготовки к полету в космос, он стал настойчиво добиваться разрешения вернуться к авиационным полетам». Ведь, достигнув всего, Юрий снова оказался как бы на распутье. И думается, напрасно восхищаются тем, как легко переносил этот человек славу всемирной известности.
Вообще — что же такое слава?
«Похвальная молва, общее одобрение, признание достоинства, заслуг, — толкуют словари, — самыя почести, хвала по ним». В народе говорят еще так: «Про него слава на весь свет стоит. Слава за очи хвалит. Слава за очми живет». Не тщеславные ли люди дивились тому, как свободно и непринужденно нес Юрий Гагарин бремя славы? Труднее было другое — оправдать то признание, ту любовь, которую он заслужил, сразу усыновленный своим народом, да и всем человечеством. Постараться оставаться самим собой, стремиться к большему, к еще недостигнутому — вот что стало главной его проблемой после полета в космос.
Кто же это сказал: «Люби меня таким, каким любишь, и я всю жизнь буду стараться приблизиться к твоему идеалу во мне»?
Николай Петрович Каманин писал:
«За два с половиной года Юра прошел дистанцию от старшего лейтенанта до полковника, обычно на этот путь требуется 15–20 лет. Два с половиной года всемирной славы не испортили Гагарина. Он сильно вырос за это время, приобрел большой опыт в выступлениях, он хорошо может проводить самые сложные пресс-конференции и беседы. Объехав более тридцати стран, проведя тысячи встреч и выступлений, он не имел времени много читать, думать и учиться. Но сами поездки и встречи с народами различных стран были такой большой школой, с которой не может сравниться ни одно высшее заведение».
И вот теперь он не просто космонавт, а инженер, с желанным значком Жуковки на тужурке. Жизнь накатана на много лет вперед. Но не такой Юрий, чтобы довольствоваться достигнутым. Снова мучительные раздумья выбора. Что делать? Пойти по научной стезе? Но нужны годы и годы. Да и по плечу ли мне это? В отряд приходит новое поколение образованных космонавтов, космонавтов-ученых, и он не имеет морального права ставить себя выше, командовать ими.
Лететь! Лететь в космос! Единственная из всех дорог, которую он окончательно выбрал. А лавры самого первого, единственного пусть засыхают в семейных альбомах — для детей, внуков и правнуков.
И он вдруг понял, что все тридцать четыре прожитых им года были лишь увертюрой будущей жизни. Теперь, если лететь, — не просто лететь, а лететь инженером.
Петр Ильич Климук с затаенной болью в глазах тихо рассказывал генералу Каманину:
«С Юрием Алексеевичем я встречался много раз, все последние три дня. 25 марта в 14.45 он пришел в спортзал. Мы вместе раздевались. Шутил. Спрашивал, как живу, чем занимаюсь в свободное от работы время. Переодевшись, вошел в спортзал. Там еще никого не было. Он пробежал несколько кругов, начал выполнять разминочные упражнения. В 15.10 Юрий Алексеевич поинтересовался: почему никого нет на занятиях? Обратил внимание на то, что по расписанию в это время должна заниматься группа слушателей.
Пришли преподаватели. Юрий Алексеевич поговорил с ними. Попросил разрешения у них и начал заниматься на батуте. В этот день с занятия он ушел немного раньше.
26 марта я видел Юрия Алексеевича на предварительной подготовке к полетам. Он вошел в класс бодрым. Поздоровался. И сразу принялся за подготовку к полетам. Спросил, кто должен летать, записал в
