— Отойди, моя очередь! — мягко попробовал отстранить его Вовка.

— А я без очереди! — увернулся Женька и так хитровато улыбнулся, вернее, даже прикусил улыбку, как будто хотел подставить свою коварную подножку.

— Это почему же без очереди? — возмутился Вовка.

— Потому, что у меня отец летчик, — небрежно обронил Женька, теперь даже не удостоив его взглядом, и занес над люком ногу.

Вовка оторопел.

— Ну и что же, что летчик!.. — чувствуя, что сдается, что уступает, пробормотал он и в следующую секунду, сам не сознавая почему, выпалил: — У тебя летчик, а у меня космонавт!

— У тебя? Космонавт? — Женька вытаращил глаза, надул щеки — и словно лопнул от смеха, даже бочка чуть-чуть покачнулась. — Свистун! — захохотал Женька и повернулся к Петьке Сатину, потом к Славке Смагину, как бы прося их в свидетели Вовкиного обмана. — Да знаешь ты кто?

— Кто? — холодея от предчувствия какой-то гадости, тихо спросил Вовка.

— Безотцовщина, вот ты кто! Приемыш! — объявил Женька и, занеся другую ногу за край люка, скрылся в бочке, в которой еще слышнее забубнил его смех…

И в полусне мелькнула спасительная мысль: «А может, и вправду мой отец космонавт? Почему бы и нет? Ведь до самого старта имена и фамилии космонавтов остаются неизвестными. Значит, мать хранит тайну? И Вовка будет ее хранить». Но, едва мелькнув, эта мысль тут же погасла вместе со звездочкой.

Вовка проснулся, когда небо было уже ярко-голубым. И от погасшей звездочки, которая вчера не давала уснуть, но которая все светилась участием и любовью, и оттого, что на улице, наверное, снова поджидал его со своими насмешками Женька Семичев, Вовке сделалось грустно.

— А ну-ка пляши, космонавт! — услышал он голос матери. — Тебе письмо…

Вовка неохотно приподнялся и достал из конверта листок.

«Владимиру Котову от Юрия Гагарина, космонавта-один…» — было написано в самом верху.

Вовка ничего не понимал. Он читал-то еще по слогам, а тут совсем начал спотыкаться от волнения.

— Тебе, тебе, читай, — закивала мать.

«Дорогой Вовка! — пробирались от слова к слову неверящие Вовкины глаза. — Мне рассказали, какой ты славный парень и как отважно водишь к самим звездам космические корабли. Вот еще немного подрастешь — вместе полетим к Марсу на взаправдашнем звездолете. Не возражаешь?

А Женьке Семичеву, который дразнит тебя, скажи, что я на него в страшной обиде. Если тебя еще кто будет обижать или тебе придется в жизни очень туго — напиши мне. Всегда охотно приду на помощь.

Считай меня своим верным другом, а если хочешь, то и отцом.

Твой Юрий Гагарин».

Наверное, это и была отличительная особенность Юрия, что он был очень земным человеком. Всего было много в его характере — и доброты и жизнелюбия.

«Что еще о себе, — писал он в 1966 году, — живу как все, растут у меня хорошие дочери. Младшая, которой в апреле 61-го был всего лишь один месяц, уже совсем самостоятельный человек, старшая пойдет в школу. Вечерами мы с женой возимся с ними, играем.

Не скрою, много хлопот приносят депутатские обязанности. Частенько приходится садиться за телефон или ехать в ту или иную организацию, чтобы решать различные вопросы. А на столе не уменьшается пачка писем, на каждое из которых надо ответить. Пусть не сетуют на меня те, кто не получил ответа вовремя. У человека всего две руки и ограниченное время. Приходится всем этим заниматься ночами.

А днем — занятия, тренировки, полеты… Ведь мы, летчики, от авиации пришли к космосу…

Как и прежде, много читаю, хотя времени для художественной литературы очень мало. Больше приходится иметь дело с книгами по науке и технике. Это требует «езды в незнаемое», как сказал в свое время Владимир Маяковский.

Вот, собственно, и все, что я могу сказать о прошедших пяти годах. Они были замечательными. А впереди — новые перспективы, новые свершения… Сознание полезности для страны, для своего народа, независимо от того, большое ты делаешь дело или маленькое, является главным в жизни моих товарищей».

Королев учил его жить «наперед» — не на день и даже не на год, а на пять-десять лет. Юрий немало дивился тому, что еще в 61-м году, когда он только готовился к первому полету, Сергей Павлович со своими помощниками прорабатывал схемы и конструкции, системы оборудования, управления орбитальной станции.

«Затем, — вспоминает П. В. Цыбин. — рассматривалась возможность создания большой орбитальной станции с экипажем восемь-десять человек. Разрабатывалась схема блочной станции, собираемой на орбите из отдельно доставляемых блоков, и схема моноблочной станции с выведением ее на орбиту с помощью тяжелого носителя. Один из вариантов такой станции был выполнен в полномерном макете с имитацией оборудования, пультов управления, стыковочного отсека. Первый этаж — кладовые и устройства для переработки отходов; второй — жилые помещения с санузлом, кухней, кают-компанией; на третьем этаже размещались служебные помещения для аппаратуры управления; четвертый этаж имел пять стыковочных узлов и предназначался для стыковки с кораблями типа «Союз» и специальными блоками, также был шлюз для выхода в космос. В этих работах участвовали и космонавты».

Не тогда ли Гагарин загорелся мечтой о полете на новом корабле? И вот «Союз» начали готовить к старту. Юрий переживал, что его стараются отстранить от тренировок, сберегать как бы под стеклянным колпаком, для «будущего». Для какого? Он писал рапорт за рапортом, доказывая необходимость своей космонавтской работы, и победил. Когда комиссия вместе с Н. П. Каманиным рассматривала итоги изучения космонавтами корабля «Союз», высшие баллы получили Юрий Гагарин и Владимир Комаров.

— Ваше мнение, Юрий Алексеевич? — спросил Каманин, вызывая своего любимца-подопечного на откровенный разговор.

— Я готов лететь первым, — твердо заявил Гагарин. — Это мое мнение как профессионального космонавта. Как товарищ — я готов уступить место Володе и верю, что он справится с заданием лучше меня.

— Спасибо. Я сегодня же дам соответствующие распоряжения о Владимире Михайловиче Комарове как командире корабля и о вас, как его дублере.

Это было, конечно, продуманное решение. Хорошо бы еще посоветоваться с Сергеем Павловичем…

Какого числа Юрий последний раз видел Королева? Кажется, 26 декабря. Тяжелое предчувствие не давало Юрию покоя. Второй раз просто так не кладут. Уж не попрощались ли они тогда в Звездном? Сергей Павлович был взбудоражен и весел, много шутил. Они даже искупались в бассейне. Почему же Юрию теперь казалось, что он больше никогда не увидит того, кто вознес его до небес, а потом стал вторым отцом. Нет, видно, Юрий просто устал, переутомился. Что он делал с утра 14 января 1966 года? Занимался в КБ по программе «Союза»? Отрабатывал систему управления с Владимиром Комаровым? Но что-то мешало слаженности, Комаров начинал нервничать:

— Сходил бы к доктору, Юра, может быть, ты заболел?

— Думаю, как сейчас чувствует себя Сергей Павлович? Ты читал его последнюю статью?.. — Гагарин вынул из кармана газету. — Тут о Леше Леонове и Паше Беляеве, о выходе в открытый космос, о спутниках, о «Зондах», о «Венерах». — Он пробегал глазами по газете. — А вот конец: «Каждый космический год — это новый шаг вперед отечественной науки по пути познания сокровенных тайн природы. Наш великий соотечественник К. Э. Циолковский говорил: «Невозможное сегодня становится возможным завтра». Вся история развития космонавтики подтверждает правоту этих слов. То, что казалось несбыточным на протяжении веков, что еще вчера было лишь дерзновенной мечтой, сегодня становится реальной задачей, а завтра — свершением. Нет преград человеческой мысли!»

— Концовка хорошая… Я бы сказал, стартовая концовка, — заключил Комаров. — А ну, читай дальше.

«В современной науке нет отрасли, развивающейся столь же стремительно, как космические исследования. Немногим более восьми лет прошло с тех пор, как впервые во Вселенной появилось созданное человеком космическое тело — первый советский искусственный спутник Земли. Всего около трех тысяч дней насчитывает история космонавтики, а между тем она так богата важнейшими для человечества событиями, что в ней можно выделить целые эпохи…» Строки почему-то сливались…