были уверены, что полет кончится благополучно?
Ответ: В этом вопросе я бы хотел заменить слово «послали» на слово «доверили», и я очень рад и горд этим доверием. А в том, что все сработает и полет будет произведен успешно, в этом никто не сомневался — ни наше правительство, ни ученые, ни инженеры, не сомневался и я.
— Ответьте, пожалуйста, с какими чувствами вы вышли из космоса и вернулись опять на родную Землю?
— Трудно передать чувства, которые испытал я в то время. Это были и радость, и гордость, и счастье. Счастье, что выполнено доверенное мне задание, что полет осуществлен Советским Союзом, его учеными, что наша передовая наука еще дальше шагнула вперед.
Вечером этого же дня собрались в Звездном городке за семейном праздничным столом.
— Сынок, — сказала Анна Тимофеевна, сияя счастливыми глазами, — а тебя ждут на корне, в Гжатске, Клушине.
— К майским праздникам, мама, обязательно приеду.
Но впервые в жизни Юрий не смог сдержать своего сыновнего обещания. Теперь вся планета стала его «корнем». Его звали, настойчиво приглашали страны и континенты.
Москва, Советский Союз, Юрию Гагарину. Телеграфные аппараты раскалялись от непрерывного потока телеграмм из КНР, Польши, Болгарии, Венгрии, Чехословакии, ГДР, Румынии, Монголии, КНДР, Франции, Швеции, Японии, Кубы, Финляндии, Норвегии, Новой Зеландии, Колумбии, Нидерландов, Дании, Люксембурга, Мексики, Аргентины, Канады, Бирмы, Австрии, Испании, Пуэрто-Рико, Иордании, Швейцарии, Югославии, Греции, Индии, Австралии, Марокко, Цейлона, Бразилии, Эквадора…
Джон Ф. Кеннеди от имени США писал: «Народ Соединенных Штатов разделяет удовлетворение народа Советского Союза в связи с благополучным полетом астронавта, представляющим собой первое проникновение человека в космос. Мы поздравляем советских ученых, инженеров, сделавших это достижение возможным. Я выражаю искреннее пожелание, чтобы в дальнейшем стремлении в познании космоса наши страны могли работать вместе и добиться величайшего блага для человечества».
Но больше всех гордились полетом Юрия, конечно же, советские люди. Леонид Леонов через три дня напишет в «Правде»:
«Древние не зря называли тернистый путь человеческого развития дорогой к звездам. Если оглянуться с высоты на историю человеческого возвышения от колыбели в перегретой архейской лагуне до нашего безоговорочного нынешнего гегемонства, легко просматривается, на мой взгляд, сквозная идея этого движения — и пускай сведущие мудрецы подскажут мне какую-то иную, более достойную человеческого звания цель! Разведка неба — вот содержание человеческого прогресса. Стихийное вначале стремление, оно с течением времени становилось все сознательней: заострить взор, протянуть руку в глубь Метагалактики — настолько утончить пальцы и осязание, чтобы по своему усмотрению перемешать мельчайшие кирпичики микрокосмоса. И таким образом, с одной стороны, увеличить прочность вещества, чтоб не плавилось на космических скоростях, когда испаряются и метеоры, а с другой — создать предельной емкости горючее, горсть на всю трассу до Полярной звезды! — чтоб род людской мог преодолеть земную тягу и умным посевом разбрызнуться по Большой Вселенной…»
Первого космонавта желали обнять страны и континенты.
А в это время к старту готовился Герман Титов.
О его полете Юрий узнал в Канаде …Высокие ели, березовые рощи — почти что русский пейзаж, и вдруг телефонный звонок — только что передали: на орбите ко-рабль-спутник-2 с майором Германом Титовым на борту. И Канада уже не Канада. Герман! Как он там? Юрий замешкался над радиограммой: «Космос. Титову». Спросил, усомнившись:
— Дойдет по такому адресу?
— Дойдет, — подтвердил Каманин, — в космосе только он один.
«Дорогой Герман, — писал Гагарин, — всем сердцем с тобой. Обнимаю тебя, дружище. Крепко целую. С волнением слежу за твоим полетом. Уверен в успешном завершении твоего полета, который еще прославит нашу Родину, наш советский народ. До скорого свидания».
И заторопился обратно на аэродром. Ил-18, на котором Гагарин вернулся во Внуково, приземлился почти в то же время, когда и «Восток-2».
Через два часа Юрий вылетел к месту посадки второго корабля — не терпелось увидеть друга.
Страны мелькали калейдоскопом. Но вот Япония. Не самое ли волнующее?
«Хорошо, хорошо, Гагарин!» Но отчего так сжимается сердце? Всматривался в лица японцев: может, вот этот бледный из Хиросимы? «Хорошо, хорошо, Гагарин!» Сидели прямо на полу за низенькими столиками. Гагарин поднял небольшие деревянные палочки для еды и сказал, посмеиваясь глазами:
— Самое лучшее оружие в мире!
— В нашем народе, — промолвил один из японцев, — приняты напутствия отцов своим детям. Какие заповеди, Юрий Алексеевич, вы, как известнейший во всех странах человек, первым побывавший там, где еще никто не был, высказали бы своим дочерям, когда они подрастут?
Гагарин на минуту задумался.
— Таких заповедей может быть много. Пожалуй, три из них были бы главнейшими. Во-первых, я бы хотел, чтобы мои дети были, как и весь советский народ, активными борцами за мир. Во-вторых, надо, чтобы они выросли людьми честными, самоотверженными, горячо любящими свою Родину. И в-третьих, пусть они будут хорошими коммунистами.
«Хорошо, хорошо, Гагарин!» Но как забыть ту японскую девушку, что, прижавшись к его плечу, вдруг заплакала и на ломаном русском сказала: «Юрий Гагарин, у меня никогда не будет детей, мама родила меня в Хиросиме, после бомбежки. Может, мой сын тоже был бы космонавтом. Мне даже кажется, что я слышу его плач, плач неродившегося ребенка».
Во многих странах мира побывал Гагарин, но над какими бы континентами он после ни пролетал, ему казалось, что и там до него доносится плач неродившегося ребенка той юной девушки. Как бы она назвала его? Не имеет значения. Но ему казалось, что он слышал, своими ушами слышал, о чем плакал тот неродившийся мальчик.
Он плакал о том, как однажды над Хиросимой вспыхнуло зловещее солнце и словно смерчем смело дома. Он плакал о том, что не сможет появиться на свет. Он плакал, что никогда не увидит ни солнца, ни зеленой травинки, не побежит по тропе к протянутым нежным рукам. Он плакал о том, что лишен счастья любви, что у него не будет собственной крыши над головой, что он никогда не станет человеком Земли. Никогда, никогда, никогда… И этот голос, нет, голосок, летел над материками, над океанами — звал и молил о мире.
«Как хорошо все-таки быть человеком, — раздумывал Юрий, — какое это все-таки счастье просто родиться, появиться на свет. И жить в нашей стране».
V. БЕССМЕРТИЕ
