— Кокосовые воры, — сказал Костя. — Бежим, а не то…

Словно в подтверждение его опасений, между нами упал еще один орех.

Когда мы благополучно выскочили из опасной зоны, Петя сказал:

— Какой-то новый вид. Откуда они взялись? И что-то их слишком много развелось. Наверное, днем скрываются в норах. Смотрите! Они жрут ананасы! Нет, они совсем не похожи на наших кокосовых воришек.

Костя заметил с усмешкой:

— Это универсалы. Едят и орехи, и ананасы.

Петя направил свет фонаря на огромного краба, пожиравшего сочную мякоть ананаса.

— Новый вид! — сказал Петя с дрожью в голосе. — Вы только посмотрите, какая форма панциря. Что-то подобное попадалось мне в окрестностях рифов.

Костя глубокомысленно заметил:

— Все крабы похожи друг на друга, особенно ночью.

— И это говорит натуралист! Ты слышишь? — обратился Петя ко мне. — Ребенку ясно, что это совершенно новый вид!

— Допустим, — проронил Костя. — Стоит ли из-за этого так горячиться? Я же не спорю. Пусть будет новый.

Петя слегка обиделся:

— В твоих словах какое-то пренебрежение. Будто я говорю пустяки. Имей в виду, что я долго и основательно изучал ракообразных.

Костя неожиданно вспылил:

— А мне плевать на всех членистоногих и ракообразных, включая медуз и каракатиц!

Петя остановился и часто задышал, не находя слов.

Странное дело, но я тоже испытывал какое-то злое возбуждение, мне было болезненно приятно, что они поссорились. Я ждал, что будет дальше, и засмеялся мелким противным смешком.

Костя совершенно справедливо нашел мой смех глупым и неуместным. С моего языка готовы были сорваться злые, обидные слова, но внезапно светящаяся тень кабеля оборвалась, и мы остановились, почему-то пораженные, хотя ждали этого все время. Неприятное возбуждение оставило меня, стало неудобно перед товарищами за дурные мысли.

— Да, — произнес Костя, — какое-то странное состояние сегодня. Ты, Петя, извини, пожалуйста. Действительно, с крабами происходит что-то не то. Ступить негде от этих тварей.

Нам почему-то вдруг стало необыкновенно весело. Вместо того чтобы исправить повреждение, мы взялись за руки и стали хохотать, прыгать на месте. Под ногами хрустели раздавленные панцири крабов, и это почему-то приводило нас в неистовый восторг.

Опять мы разом остановились пристыженные.

Петя сказал, еле переводя дух:

— Придется поднять эту плитку и посмотреть, в чем там дело. — Он постучал подошвой о керамический настил над коллектором.

— Надо вызвать робота, — предложил Костя. — Ив, сбегай за своей Пенелопой. Пусть потрудится.

Не знаю, сколько времени мы бы стояли так, препираясь, кому из нас поднять плиту, если бы краб не ухватил Костю за палец. Он вскрикнул, запрыгал на одной ноге, затем нагнулся и, схватив плиту за кольцо, отшвырнул ее в сторону.

В коллекторе копошились крабы. Один из них, малинового цвета, был неподвижен, его клешня завязла в изоляции и замыкала цепь.

Костя стал властно покрикивать на нас с Петей, мы безропотно спустились в неглубокую траншею и принялись выбрасывать оттуда крабов, хватая их за панцири и за ноги.

Костя долго наблюдал за нами и сказал:

— Похоже на нуль-транспортировку. Выбрасываете двух, приходят четыре. Они идут по коллектору с двух сторон. Надо принимать другие меры. Вылезайте! Да разомкните цепь.

Странно, что никто из нас до этого не выбросил малинового краба. Я с трудом вытащил клешню из вязкой изоляции. В то же мгновение над причалами вспыхнули искусственные луны. Петя с трудом выдавил из тюбика на поврежденное место изоляционную пасту. В это время я отшвыривал от него крабов ногами.

— Все наверх! — скомандовал Костя. — Изоляция уже затвердела. Только я не могу поручиться, что они ее не перегрызут в другом месте. Вперед!

Костя быстро пошел к лагуне. Остановился, что-то крикнул, махнул рукой и побежал, высоко поднимая ноги. Я понял, почему он так высоко поднимает ноги, когда побежал следом: по дорожке ползли крабы; они двигались зыбким сплошным потоком. Стараясь не наступать на них, я прыгал, тщетно выискивая свободное местечко. И каждый раз под ногой раздавался сухой треск.

Четыре желтоватые луны, освещавшие рефрижераторы с башни маяка, создавали странную сумятицу из света и теней. Мы бежали кратчайшим путем через бамбуковую рощу, в ней тени неистовствовали в сумасшедшей пляске. Казалось, что мы попали в лабиринт, из которого нет выхода. Последний десяток метров я пробирался, вытянув руки вперед, протискивался между стволами: тропинка давно исчезла. Где-то позади тяжело дышал Петя Самойлов.

Наконец, обливаясь потом, мы втроем остановились на краю причала. Стояла тихая звездная ночь. Пассат еле вращал лопасти ветряков, их невидимые в темноте колеса издавали умиротворяющее мурлыканье. Обыкновенно в эту пору лагуна жила своей особой жизнью. Молодые дельфины резвились, устраивая шумные игры и не боясь помешать людям и их неуклюжим сооружениям, плавающим в лагуне. Взрослые, собравшись на балконе, громко обменивались новостями. Харита рассказывала сказки детворе. Посредине лагуны собирались отряды патрулей и, взяв бешеный старт, мчались к выходу. Весело возвращались дельфины с дальних постов. Словом, в эти часы лагуна полностью принадлежала приматам моря. Сегодня поражала тишина в лагуне, словно все покинули ее навсегда.

Костя позвал Протея, он был дома, его вахта по охране китов начинается с рассвета. Протей не отозвался. И совсем уже непостижимая вещь: исчез дежурный дельфин. Уж он-то всегда находился в лагуне и по первому зову мчался к берегу.

С минуту все молчали, прислушиваясь и стараясь понять, что же происходит.

Костя, опершись о перила и глядя в воду, спросил:

— Все-таки кто мне объяснит, что все это значит? Почему мы вздумали танцевать на крабах? Почему побежали на берег как сумасшедшие? Да еще через бамбук. У меня было такое чувство, будто от этого зависит жизнь. Я сильно ободрал щеку, пролезая между стволами. И знаю, что легко отделался.

— Что-то вроде массового психоза, — сказал я.

— Массовый психоз, — неожиданно согласился Костя, всегда находивший возражения на мои самые неопровержимые доводы. — Представь, а мне почему-то хотелось броситься в воду. Вдруг это работа звезды?

В отличие от Кости, я обыкновенно соглашался с ним, если в его словах была хоть капля здравого смысла. На этот же раз его предположение показалось мне чудовищной нелепостью, и я с жаром обрушился на него.

Костя, вместо того чтобы парировать мои нападки, а он умеет это делать, молча смотрел на вышку для прыжков в воду. Петя тоже смотрел на вышку.

— Что вы там увидели? — спросил я и осекся, почувствовав, как по моей мокрой спине побежал холодок.

Всю вышку облепили крабы. Ползли по дорожке, выходящей из воды и спиралью поднимающейся до самой верхней площадки. Оттуда они падали вниз. Карабкались по лестнице, стойкам, свешивались, держась клешнями за перекладины. Вышка казалась живой. Пляж за вышкой кишел крабами, бесчисленные шеренги выходили из воды и сплошным строем двигались по откосу вверх, на остров. Мокрые панцири тускло блестели в свете лун.

Мы смотрели на это безмолвное шествие как зачарованные, не зная, что предпринять, да и что мы могли поделать с ними!