Макферней достал пузырек и протер загноившиеся рубцы раствором лекарства.
– Кто избил? – спросил он.
– Полковник. Ручкой пистолета, – покорно ответил пленный.
– Какой полковник? Как его зовут?
– Гаррис-саиб.
Хаким чуть-чуть изменился в лице.
– Гаррис? – спросил Макферней. – Ты твердо помнишь?
– Да, хаким, помню. Гаррис-саиб из Аллигура.
– Так, – сказал Макферней. – Так. – Он молча протирал раствором карболовой кислоты свои маленькие, обожженные лекарством руки.
«Значит, отец Дженни там, в лагере осаждающих…» – Пальцы Макфернея слегка дрожали.
– Скажи, хаким! – решился пленный. – Скажи, тебя силой привели сюда?
Макферней улыбнулся.
– Нет, – сказал Макферней. – Я мог и уйти. Но я не хотел.
– И ты по своей воле лечишь раненых панди?
Макферней кивнул головой.
– Значит, ты с ними заодно? – спросил пленный.
– Да, – просто сказал Макферней. – Я с ними заодно. Панди бьются за правое дело.
Раненый замолчал. Боль в руке утихла, но он не уснул. Он лежал на койке и думал.
«Даже и саибы с ними. Когда саибы честны», – думал пленник.
В час первой утренней еды женщина, повязанная белым, вошла и поставила перед ним чашку вареного риса.
– Я не хочу есть. Я хочу говорить с тем человеком, который допрашивал меня у фонтана, – сказал пленный.
Он был взволнован.
– Тот человек ушел, – сказала женщина.
Пленный лег на своей койке.
– Я буду ждать, – сказал пленный.
Допрос кончился. Инсур пошел осматривать посты.
По земляному скату, потом по каменным ступенькам, обложенным мешками с песком, он поднялся на вышку своего бастиона.
Солнце взошло. Широким взглядом охватил Инсур крепость и небо над крепостью.
Облака плыли над Дели. Дым трепетал над листвой, над плоскими крышами зданий. За садами теснились дома, храмы, голуби кружились над синим куполом Большой Мечети. Большой прекрасный город лежал по эту сторону крепостной стены.
За грядой холмов, по ту сторону стены, широким полукругом раскинулись палатки британского лагеря. Склоны холмов, обращенные к городу, были почти обнажены, ни один человек не мог бы приблизиться к городской стене. Но в самом центре хребта, чуть правее Флагстафской вышки, довольно глубокий овраг пересекал гряду холмов и бежал наискосок по равнине. В этом месте Инсур видел какое-то движение. Черные фигурки шевелились по краю оврага, под прикрытием редких кустов.
Британцы начинали в этом месте какие-то большие земляные работы.
Долго смотрел Инсур на склон холма. Что замыслили саибы?.. Скоро на помощь им придут большие пушки из Пенджаба, – такие, которые смогут пробить брешь в могучих стенах Дели. И тогда настанет день штурма – решающий день.
Старый сержант Рунджит копался у своей пушки.
– Ты озабочен, Инсур, – сказал Рунджит. – Плохие вести оттуда?
Он указал на белые островерхие палатки за холмами.
– Вести добрые, – усмехнулся Инсур. – Саибы назначили за меня хорошую цену: пятьсот серебряных рупий.
Старые артиллеристы переглянулись.
– У нас с саибами другой счет: чугунной монетой, – сказал Рунджит и положил руку на ствол своей большой пушки.
– А сдачу даем картечью! – подхватил Шайтан-Ага, глядя веселыми озорными глазами прямо в глаза Инсуру.
Инсур улыбнулся. Он знал, что эти не подведут.
Пока сердца повстанцев сплочены единой волей, единым желанием отстоять крепость, до тех пор Дели стоит крепко.
Только бы злые силы не разбили этого единства.
