нему. Я продолжал надеяться, что он свернет в сторону, но, попадали мы в цель или промахивались, капитан галеона явно был не из робких.

А также тяжелые орудия на нижней палубе — вероятно, тридцатидвухфунтовики. Когда галеон проходил между «Сабиной» и «Магдаленой», мы с Ромбо ударили по нему бортовыми залпами с двух сторон, но он ответил нам как мог и даже лучше. За ним следовали «Сокорро» и «Сумайя». О них я могу сказать лишь одно: они тоже обстреляли нас. Возможно, мы тоже дали по ним несколько залпов. Я знаю, мы старались. Очень старались.

Это становится мучительным. Отец Уол держит у себя в спальне бутылку шотландского виски (во всяком случае, он так говорит), и он приглашал меня выпить с ним в любое время, когда мне захочется. Сегодня я собираюсь постучаться к нему и воспользоваться его приглашением. Если мои надежды оправдаются, я опрокину сегодня стаканчик или два — не больше двух — и проведу часок за приятной беседой с отцом Уолом.

Потом лягу спать. А писать продолжу завтра.

Много людей погибло, еще больше получили столь тяжелые ранения, что умерли в течение следующих двух часов. Когда чугунное ядро попадает в деревянный корабль, щепки разлетаются в стороны. Разлетаются со страшной силой, и многие из них имеют немалые размеры. Мы сделали все, что могли, для наших раненых, но могли мы немногое.

Я не собираюсь перечислять здесь имена всех погибших. Я назову одну женщину — иначе вы решите, что это была Новия. Нет, это была Азука. Что же касается остальных… многие имена, которые я упоминал снова и снова в ходе своего повествования, больше не появятся на этих страницах.

Мы с Новией не получили ранений, во всяком случае — серьезных. В общей сложности целыми и невредимыми остались человек тридцать. Почему Бог постановил пощадить нас, я не знаю.

Пути Господни неисповедимы.

Испанцы могли бы развернуться и потопить оба наших корабля. Впрочем, возможно, «Магдалене» удалось бы бежать. Я точно знаю, что нам не удалось бы. Почему они не сделали этого, можно только догадываться. Думаю, дело в том, что у них был приказ доставить золото в Панаму, а не сражаться с пиратами. Возможно также, они видели, как «Принцесса» спешно уходит, чтобы привести на подмогу «Уилд» и остальные наши корабли.

«Магдалена» пустилась в погоню за галеонами, и мы изо всех старались не отставать. Через шесть- семь часов Новия поднялась из трюма и сказала:

— «Сабина» затонет сегодня ночью, Крисофоро. Наверное, нам стоит покинуть корабль до восхода солнца. Как по-твоему?

Да, нам действительно стоило покинуть корабль, и мы так и сделали. Я просигналил Ромбо, и он повернул круто к ветру. Наш полубаркас был разбит в щепки, но мы посадили нескольких человек в шлюпку и пирогу. Полубаркас «Магдалены» забрал остальных, здоровых и раненых.

Мертвых мы оставили на борту.

Нет, я не пошел ко дну вместе со своим кораблем, но я покинул его последним. Той ночью, когда мы остались одни в каюте, отданной нам Ромбо, Новия расплакалась в моих объятиях. Я не плакал, но мне хотелось. Я знаю, мне стало бы легче, если бы я поплакал. Но я не мог.

Мне не хотелось бы вспоминать три-четыре последующих дня, но должен написать о них для полноты картины.

Чтобы вы всё поняли и чтобы я сам понял.

Испанские галеоны добрались до Панамы. Мы думали атаковать их в гавани, но ко времени, когда «Уилд», «Снежная дама», «Рескью» и «Фэнси» присоединились к нам, большую часть золота уже успели выгрузить. Капитан Берт знал, каким путем пойдет караван мулов, если направится в Мехико или Веракрус, и мы решили напасть на них, отрезав путь к отступлению. Я говорю «мы». Хотя я не имел права голоса, капитан Берт позволил мне присутствовать на собрании капитанов. Без корабля я не шел в счет.

Как бы я проголосовал, если бы мог? Честно говоря, не знаю. Но вероятно, так же, как остальные.

Держась берега, мы доплыли до крохотной деревушки из восьми-десяти домов под названием Рио- Хато, где дорога уходит в глубь материка. На каждом корабле оставалась половина команды, как и прежде. Я отвел Новию в сторонку и сказал:

— Послушай меня внимательно. Я не хочу потерять тебя. Я уже потерял многих людей, которые мне нравились, и не собираюсь терять единственного человека, которого люблю. Я хочу, чтобы ты, здесь и сейчас, поклялась перед Всемогущим Богом, что останешься на этом корабле.

Новия подняла руку и произнесла:

— Я, Сабина Мария де Вега Аранда Гусман, клянусь, что останусь здесь, покуда этот хороший человек, который является моим мужем перед Тобой, Господи, не вернется за мной. Я не последую за ним, если только он не позволит мне.

Она говорила совершенно серьезно. Я понял это по ее голосу и выражению лица. Я не стал задавать никаких вопросов, но она знала меня, как никто другой, и угадала мои мысли. Почти шепотом она сказала:

— Я ношу под сердцем ребенка, Крисофоро.

Половина каждой команды должна была остаться. Но на деле оказалось иначе, хотя я понял это лишь вечером, когда мы устроили засаду и расположились на ночлег. Новия не пошла с нами, но многие из тех, кто должен был остаться на кораблях, присоединились к нам. Полагаю, одни боялись, что мы вообще не вернемся (большинство из нас действительно не вернулись). Другие просто считали, что налет на караван с золотом станет величайшим приключением в их жизни, и хотели участвовать в нем, чтобы впоследствии говорить: «Я был с капитаном Бертом у Рио-Хато», как иные люди говорят: «Я был с Морганом, когда он сжег Панаму». Позже я узнал, что вместе с Новией на «Магдалене» осталось всего пять человек.

Большую часть утра мы шагали по дороге и наконец нашли хорошее место, где вдоль обочины росли густые кусты, а чуть поодаль от них возвышались могучие деревья. Сотней шагов дальше мы устроили засаду: по обеим сторонам от дороги поставили людей чуть ли не через каждый ярд, а двадцать метких стрелков, вооруженных мушкетами, заняли позицию в самом конце, чтобы перерезать солдатам и мулам путь, как только они окажутся в западне. За группу стрелков отвечал я, и Маху пошел со мной, хотя у него не было мушкета. Никто не должен был стрелять, пока не откроем огонь мы.

План казался хорошим и, возможно, сработал бы. Но к несчастью, когда во второй половине дня караван неспешным шагом вошел в западню, один из солдат заметил кого-то из наших людей. Он выстрелил в него, наши ребята выстрелили в ответ, и через считанные секунды палили уже все ружья. Мы выскочили на дорогу и открыли огонь, как и надлежало сделать, но ближайшие к нам солдаты все еще находились в сорока — пятидесяти шагах от нас.

Тем не менее мы расстреляли их в мясо, но половина мулов и погонщиков развернулась и помчалась во весь опор обратно в сторону Панамы. Мы с дикими криками бросились в погоню, но в следующий миг произошло нечто такое, что тогда показалось нам истинным чудом. Дальше к востоку раздался треск выстрелов, и на дороге началось жуткое столпотворение, когда люди и мулы, шедшие в хвосте колонны, повернули кругом и попытались отступить по направлению к нам. Мы стреляли, находившиеся восточнее парни стреляли, и у оставшихся в живых испанских солдат не было ни шанса.

Другие пираты, которые заняли позицию к востоку от нас и отрезали каравану путь обратно к побережью, оказались командой «Бретани» с Лесажем во главе. Мы страшно обрадовались при виде их, а они сделали вид, будто очень рады видеть нас. Я обнял Лесажа и немного поговорил с ним. Он сказал, что не застал нас в Портобело, но, зная о планах капитана Берта, последовал за нами со всей возможной скоростью и наконец нашел наши корабли у Рио-Хато.