каюте, — и спилили обломок, когда захватили судно. От нее остался один пенек. По моим оценкам, с фок- мачтой и бизань-мачтой «Роза» делает два узла. Если ветер усилится, возможно, она увеличит скорость до двух с половиной.
Капитан Берт правил свой кинжал, и он пару раз провел лезвием по оселку, прежде чем промолвил:
— Ну так установи временную мачту, а?
— С нынешней моей командой мы будем в Порт-Рояле раньше, чем закончим установку.
— У меня на борту сто девять человек. Что, если я дам тебе на время дюжину?
— Если они опытные моряки — почему бы нет?
— Когда-нибудь прежде устанавливал мачты?
Я помотал головой.
— Жаль. Я устанавливал, и по ходу дела могут возникнуть сложности. Впрочем, не отступай — и у тебя все получится. Так ты говоришь — Порт-Рояль?
— Да, там мы собирались продать «Розу».
— А второй твой корабль, «Магдалена»? Тоже направляется в Порт-Рояль?
Я на минуту задумался.
— Направлялся, капитан. Мы собирались продать «Розу» и заплатить людям. Но без «Розы»… Я не знаю. Понятия не имею, как может поступить Ромбо.
— А я тем более, Крис. Ты знаешь его, а я — нет. Он попытается снова захватить «Розу»?
Я обдумал вопрос.
— Вы знаете, вполне возможно. Он может сделать именно это, во всяком случае попробовать.
Капитан Берт протер клинок тряпицей и попробовал лезвие большим пальцем.
— Он верен тебе?
— Думаю, да. Конечно, если команда выберет его капитаном… Но они так или иначе захотят вернуть «Розу». Они рассчитывают получить за нее деньги. У некоторых на «Розе» остались друзья, я уверен.
— В таком случае они попытаются, вне всяких сомнений. Если Ромбо откажется, они выберут капитаном другого парня, готового пойти на это.
Капитан Берт встал и достал карту из шкафчика рядом. По сухопутным меркам капитанская каюта на «Уилде» была тесновата, но, с точки зрения моряка, вполне просторной: обшитая лакированным дубом комната с низким потолком и большими окнами. В фильмах пираты прикалывают карты к столу ножами, чтобы не сворачивались. Мы с капитаном Бертом придавили дальний край карты медной чернильницей.
— Вот тут мы находимся сейчас, Крис. Вот Ямайка, вот Испанский материк, вот Юкатанский пролив. Они подстерегают меня здесь.
— Испанцы?
— А кто еще? Я тут, э-э, порезвился на свой обычный манер. Залив Кампече. Именно здесь в наши дни денег немерено, можешь не сомневаться. Золото из Перу. Везут вверх вдоль тихоокеанского побережья, а потом доставляют по суше на монетный двор в Веракрусе. Золото берут на борт галеоны. Три, самое малое. Делят поровну. Золотая флотилия. Что тебя беспокоит?
Я указал пальцем.
— Взгляните на этот порт, капитан. Панама. Они могли бы выгружать золото здесь и переправлять на атлантическое побережье через этот узкий перешеек — так путь посуху гораздо короче.
Капитан Берт хихикнул.
— Могли бы, конечно, но вряд ли они настолько глупы. На атлантическое побережье, говоришь? Можешь разобрать эту надпись? Я дам тебе лупу.
Лупа мне не понадобилась.
— Москитовый залив.
— Видишь там какие-нибудь порты?
Я помотал головой:
— Нет, не вижу, капитан.
— Потому что там нет портов. Ни одного, ясно? Ближайший портовый город — Портобело, и это адская дыра. Если двинешься к западу оттуда, скоро попадешь в передрягу — ни одной безопасной якорной стоянки и самое гибельное малярийное побережье на свете. Не говоря уже о чертовых москитах. Поэтому корабли с сокровищами выходят из Кальяо и плывут на север к Панаме, не испытывая особых неудобств. В Панаме золото грузят на мулов и отправляют посуху в столицу Новой Испании, Мехико или прямиком в Веракрус.
Капитан Берт поднял на меня взгляд, выдержал паузу, а потом медленно и выразительно проговорил:
— Триста фунтов, Крис. Нормальный груз для испанского мула. Триста фунтов золота. Немалые деньги, а?
Я не мог представить такого количества золота. Полагаю, это отразилось на моем лице.
Капитан Берт порылся в кармане своего голубого сюртука и бросил на стол блестящую золотую монету.
— Это гинея. Видел такую когда-нибудь?
Я помотал головой.
— Весьма ценная монета. Швырни такую хозяину гостиницы, и с тобой будут обращаться как с джентльменом. Равна по стоимости двадцати одному серебряному шиллингу, а в Лондоне полно людей, которые не зарабатывают и шиллинга в день. Как по-твоему, сколько весит твоя гинея?
— Она не моя, — сказал я. — Она ваша, капитан.
— Дарю. Возьми ее и прикинь, сколько в ней веса? Я поблагодарил его и подбросил монету на ладони.
— Она легче мушкетной пули раза в два — два с половиной.
— Сколько? — повторил капитан Берт.
— Ну, мы отливаем пятнадцать пуль из фунта свинца, следовательно, каждая весит около унции. Значит, монета весит чуть меньше половины унции.
— Неплохо. — Капитан Берт улыбнулся и вернулся к своему точильному камню. — Я взвесил несколько гиней, каждая тянет на четверть унции или чуть больше. У нас в фунте шестнадцать унций, так? Не будем заморачиваться с тройской системой. Значит, из фунта золота получается шестьдесят четыре гинеи. Для ровного счета скажем шестьдесят.
Я считаю в уме не шибко здорово, но лучше многих.
— Шесть тысяч гиней из каждой сотни фунтов золота, то есть восемнадцать тысяч гиней из каждых трехсот фунтов, приходящихся на одного мула. А сколько мулов?
Он пожал плечами:
— По-разному. Иногда тридцать. Иногда сто. Выпьешь глоток бренди?
Я кивнул, и он принес графин и налил нам обоим.
— Надо будет заплатить команде, так? Обычай Берегового братства. Десять долей тебе, как капитану. Как по-твоему, десять долей составят шесть тысяч гиней?
Я на минуту задумался.
— Скажем, у нас всего сто долей, включая десять моих и дополнительные доли для помощников и так далее.
— И моих десять, Крис.
— Разумеется. Но в общей сложности сто долей. Если взять тридцать мулов, получается девять тысяч фунтов золота, капитан. Значит, одна доля составит девяносто фунтов золота…
— Продолжай.
Я еще не притронулся к бренди, но сглотнул.
— То есть пять тысяч четыреста гиней, капитан. Такую сумму составит одна доля.
— Достаточно, чтобы купить поместье в Англии, Крис. — Капитан Берт пригубил бренди. — Вкупе с приличными земельными владениями — и еще деньжата останутся. Собираешь ренту, свободные деньги вкладываешь в ценные бумаги. Под пять процентов годовых или больше. Обеспечен на всю жизнь, а?
Я кивнул.