Крамер попробовал еще раз перехватить взгляд Мэри-Лу, но не вышло. Рода просматривает меню. Он услышал, как она спрашивает у Сьюзан Раппапорт:

— Вы поели, как сюда ехать?

Сьюзан отвечает:

— Не-а. А вы?

— И мы нет. Мне бы только поскорей из дому вырваться. Теперь шестнадцать лет и мечтать нельзя.

— О чем?

— Да вот, чтобы съездить в СоХо, когда охота придет. Или куда-нибудь. Наша няня в среду съезжает.

— Пригласите другую.

— Ты что? Знаешь, сколько мы ей платим?

— Сколько?

— Пятьсот двадцать пять долларов в неделю. Мать выкладывает. Уже четыре недели.

Вот спасибо! Удружила. Давай, давай, рассказывай этим ентам, что твой муж не в состоянии оплатить какую-то вшивую няню для ребенка! Но Сьюзан отвернулась и смотрит в окно. С той стороны на тротуаре стоит незнакомый юноша и, пригнувшись, вглядывается во внутренность ресторана. От их столика его отделяет только толстое зеркальное стекло. Наклоняется все ближе, ближе, сейчас прижмется носом. Они смотрят на него все вшестером, но он, похоже, их не видит. У него гладкое, юное лицо, мягкие, волнистые светлые волосы. Верхняя пуговица рубахи расстегнута, сверху синяя куртка с поднятым воротником — похож на молодого авиатора прошлых времен.

Мэри-Лу Нежнейшая с озорным видом говорит Сьюзан:

— По-моему, надо спросить, может, он не обедал.

— Ммм, — с сомнением отзывается Сьюзан, как и Рода уже отложившая первый подкожный жирок солидности.

— Мне кажется, он голодный, — говорит Мэри-Лу.

— А мне кажется, он умственно отсталый, — отзывается Грег.

От него до того парня расстояние не больше фута, и разница между его худосочной хиповатой лисьей физиономией в «грязно-черном» оформлении и красивым, румяным лицом за стеклом — убийственная. Интересно, видят ли это остальные? Мэри-Лу явно заметила. Этот рыжебородый ривердейлский хиляк ее не стоит.

Крамер опять перехватил было ее взгляд, но она смотрит, как парень за окном, так ничего и не разглядев, повернулся и уходит. На спине его куртки вышита золотая молния и над ней надпись: «Радартроника. Охрана».

— Охранник, — говорит Грег в том смысле, что, мол, какое ничтожество, какой абсолютный нуль — этот тип, на которого положила глаз его Мэри-Лу.

— Могу вас уверить, что никакой он не охранник, — авторитетно произносит Крамер.

Он хочет привлечь внимание Мэри-Лу.

— Откуда ты знаешь? — спрашивает Грег.

— Просто знаю, какие люди работают в охране. Каждый день их вижу. Я бы не стал себе нанимать охранников в этом городе, даже если бы речь шла о спасении моей жизни — особенно если бы речь шла о спасении жизни. В охрану идут работать одни рецидивные насильники.

— Кто-кто? — интересуется Мэри-Лу.

— Насильники-рецидивисты. По крайней мере, однажды уже осужденные за преступление, связанное с насилием над личностью.

— Да ну, брось, — говорит Герман. — Не может быть.

Но Крамер оказался в центре внимания и намерен разыграть свою единственную сильную карту: мужественный специалист по преступному миру Бронкса.

— Ну, допустим, не одни, но уж шестьдесят-то процентов я вам гарантирую. Вы бы посидели хоть одно утро на предварительном разборе, когда идет торговля: ты мне — признание, я тебе — статью. Обычно в пользу таких сделок выдвигают тот довод, что судья при этом задает подсудимому вопрос, состоит ли он на работе, и если да, значит, он имеет корни в социальной среде, и так далее, и тому подобное. Так вот, судья спрашивает этих мальцов насчет работы, а они, эти мальцы, задержаны за вооруженный грабеж, налеты, убийства, нанесение телесных повреждений и прочее и тому подобное, но каждый если вообще работает, то обязательно охранником. Кто же еще на такую работу пойдет? Платят мало, занятие скучное, а когда не скучное, то удовольствие маленькое.

— А может, им нравится, немного того, немного другого, — возражает Грег. — Они хорошие специалисты. Владеют оружием.

Рода и Сьюзан смеются. Ах, как остроумно.

Не смеется только Мэри-Лу. Она не сводит глаз с Крамера.

— Оружием владеют, что верно, то верно, — кивает Крамер. Он не намерен упускать инициативу и этот роскошный бюст с голубыми глазами. — В Бронксе у каждого есть оружие. Вот я вам сейчас расскажу один случай, с которым только что управился.

Наконец-то подвернулась возможность поведать о своем триумфе над отчаянным злодеем, Гербертом 92-Икс. Крамер приступает к рассказу, мысленно потирая руки. Но с первых же слов встревает Грег и начинает ему мешать. Услышав имя Герберта 92-Икс, он тут же лезет с рассуждением о тюрьмах, он писал о них в «Голосе Гринич-Виллидж».

— Если бы не мусульмане, тюрьмы в городе вообще уже давно были бы неуправляемы.

Это все свист, но Крамер не хочет, чтобы разговор перешел на мусульман и на Грегову писанину. Поэтому он говорит:

— Герберт на самом деле никакой не мусульманин. Они же не ходят в бары.

Совершенно невозможно говорить. Все-то этот Грег знает и обо всем имеет свое мнение. О мусульманах, тюрьмах, преступлениях, о жизни на улицах многомиллионного города. Он даже умудрился все повернуть против Крамера. Почему они так напали на человека, виноватого лишь в том, что, повинуясь инстинкту самосохранения, защитил собственную жизнь?

— Но он убил человека, Грег! Застрелил из незарегистрированного револьвера, который всегда носил при себе, хотя не имел разрешения.

— Да, но какая у него была работа? Наверно, опасная? Ты же сам сказал, что там все ходят вооруженные.

— Какая работа? Могу сказать какая. Шоферил у бутлегера.

— А где же ему, по-твоему, работать? В компьютерной фирме?

— Ты так говоришь, будто это вещь совершенно немыслимая. Наверняка у компьютерщиков есть специальные программы для меньшинств, да только Герберту их работа задаром не нужна, Герберт — игрок. Жулик, который прикрывается религией, а сам просто инфантильный, эгоцентричный, безответственный, ленивый…

Крамер вдруг замечает, что все они как-то странно на него смотрят. И Рода… и Мэри-Лу… Так смотрят на человека, который оказался скрытым реакционером. Он слишком глубоко погрузился в уголовно-судебную пену… И поет реакционные песни Системы… Совсем как в старые университетские времена, когда они устраивали политические диспуты. Но только теперь им уже всем за тридцать, и друзья смотрят на него, как будто он превратился в чудовище. Разве им расскажешь, чего насмотрелся за эти шесть лет? Нечего и пытаться. Они не поймут, особенно Грег, который только что отравил ему весь триумф победы над Гербертом 92-Икс. Получилось так скверно, что Рода даже встала на его защиту.

— Ты не понимаешь, Грег, — говорит она. — У Ларри такая нагрузка в прокуратуре, ты представить не можешь. В Бронксе за год подвергаются предварительному разбору семь тысяч уголовных дел, а суд присяжных способен пропустить только пятьсот. Нет совершенно никакой физической возможности каждое дело рассматривать с разных сторон и принимать во внимание все обстоятельства.

— Пусть бы кто-нибудь попробовал это втолковать бедняге Герберту 92-Икс.

Крамер, запрокинув голову разглядывает потолок «Хайфонской гавани». Наверху все выкрашено матовой черной краской, и сам потолок, и какие-то трубы, и люстры, и провода. Похоже на кишки. Подумать