его до конца. Надежды не оправдались! Наручники надевались под пристальным взглядом Маплика, и еще тогда щелчок возвестил, что руки надежно скованы. Хорошо хоть не за спиной. Делать нечего, остается лишь ждать подходящего случая для атаки!

По дороге путники почти не разговаривали. Лишь дважды Маллик поинтересовался у Хейзел, не холодно ли ей и не хочет ли она пить. Оба раза она не удостоила его ответом. Усыпитель поглядывал на нее в зеркало заднего обзора, и его глаза мерцали в полумраке словно два металлических шарика в глубоких чашах. Других знаков внимания он ей не оказывал, видимо, считая совершенно неопасной.

Проезжая но сужающейся дороге к заповеднику, он заметил:

— Какая все же большая страна.

Его голос прозвучал обыденно, словно таксист решил начать вежливую беседу с пассажирами. Хейзел не удержалась и съязвила:

— Да, пожалуй, на самолете мы добрались бы до места быстрее!

Водитель молчал около пятнадцати минут, прежде чем ответить. Ей даже стало казаться, что короткий обмен фразами состоялся только в ее воображении. Наконец он произнес:

— Если бы люди больше ездили по обширным просторам нашей страны и встречались с ее жителями, скорее научились бы смирению и кротости.

— А вы, Питер, научились?

— Называйте меня Саймоном!

— Саймон мертв, Питер!

Уголки его губ приподнялись в едва заметной улыбке.

— Кстати, отвечая на ваш вопрос, скажу, что все рабы Божьи смиренны перед Господом своим. А я во время долгого путешествия научился кротости и смирению у новых знакомых, став для них утешением.

Хейзел сухо рассмеялась сквозь зубы:

— Вы принесли своим жертвам преждевременную смерть, отравив их последние часы жизни. И это вы называете утешением?

Маллик окинул ее взором в зеркало заднего вида, и его взгляд наполнился теплотой. Именно так он, видимо, смотрел на своих подопечных. Должно быть, научился нежности у брата. Питеру подобные чувства не были свойственны. Долгие годы он жил без надежды на спасение, да и потом не сумел приспособиться к миру обычных людей.

По долгу службы Хейзел приходилось встречаться с такими экземплярами, в основном мужчинами. Этот тип людей называют психопатами, для них не существует моральных устоев, и движут ими внутренние импульсы. Должно быть, Питеру с трудом удавалось сдерживать дурные наклонности и оставаться добропорядочным прихожанином. Скрываться под маской благодушного брата стоит неимоверных усилий! И можно ли ее сорвать? Хейзел на мгновение задумалась. А почему бы нет? Преступник уже выпал из привычной колеи и допустил непростительную ошибку, убив Клару Лайон.

— Вы считаете, у меня ошибочное понимание сострадания? — спросил он.

— Ну если вы так это называете, то да.

— Вы не правы! Я не помышляю о сострадании, потому что оно означает «сочувствие чужому страданию» и является пассивным состоянием.

— О да, разумеется!

— Я вижу спасение в богослужении! Человек должен изливаться в живых проявлениях, и тогда получит Божье благоволение. Именно его я и предлагаю своим подопечным. А это нечто иное, чем обычное сострадание.

— Вы убивали живых людей, Питер! И только это правда, что бы вы сами себе ни наплели!

За окном автомобиля мелькнули руины сгоревшего фермерского домика. Хейзел попыталась вспомнить, пострадал ли кто в этом пожаре или был убит. Как назло, не припомнилось ни одной подробности. Слишком много подобных дел проходит через Управление полиции Порт-Дандаса!

— У нас с вами разные религиозные убеждения, — продолжал тем временем Маллик. — Но мы оба веруем!

— Господи, — досадливо проворчала Хейзел, — с вами пообщаешься и решишь, что имеешь дело со здравомыслящим человеком!

Он повернулся к ней лицом и, глядя прямо в глаза, сказал:

— Это только кажется!

— Смотрите за дорогой… — Ее сердце забилось в бешеном ритме.

— Почему бы вам, Хейзел, не высказать напрямик свое мнение обо мне? — Стрелка на спидометре стала стремительно уклоняться к критической отметке. — Ведь вы давно следите за моей скромной персоной! Я сумасшедший?! Ведь вы так считаете? Ну отвечайте же! Кто я, по-вашему? Скажите правду!

— Вы братоубийца, Питер Маллик! Вы убийца жен и матерей, вы…

Он резко свернул на обочину дороги, и Хейзел, не удержавшись на сиденье, стукнулась о дверцу, которая в следующее мгновение распахнулась, а разъяренный преступник вытащил ее из машины. Откуда только взялась сила в тщедушном, изъеденном болезнью теле! Хейзел упала на покрытую гравием дорогу, чуть припорошенную снегом, и острая боль пронзила ее с ног до головы. Доволочив ее до середины дороги, убийца навис над ней, а за его спиной в предрассветных сумерках слабо мерцало звездное небо.

— Питер Маллик умер! Закончилась его бренная жизнь! Хейзел выплюнула ему на ботинки кровь, скопившуюся во рту.

Может, присоединитесь к моей великой миссии? — вдруг спросил Питер.

— Мне все равно, что вы со мной сделаете.

— А как же мама?

— Скорее всего она уже мертва.

— Если вы так считаете, почему тогда поехали со мной?

— Иди к черту, Питер!

Он склонился над ней и перевернул резким движением на спину, а потом придавил коленом грудь. Она даже не почувствовала идущего от земли холода, руки и ноги горели как в огне.

— Зачем храбриться передо мной, Хейзел? Я не раз видел настоящую храбрость и мужество, и меня не обмануть! Вы думаете, что хотите умереть, но в действительности вам этого не нужно. Вот в чем разница между вами и моими подопечными! Они покинули бренный мир, потому что нуждались в смерти. Я дал им освобождение, тихое и блаженное, а они приняли его как благословение.

— Я заслуживаю смерти!

— Не сомневайтесь, досадная зануда, умрете, захлебнувшись собственным криком! — Убийца грубо схватил ее за рубашку, приподнял и посадил на землю. Хейзел казалось, что от боли отнялись ноги. — Вы не представляете, кто я на самом деле, — добавил Маллик.

— Почему не представляю? Очень даже представляю! — зло выкрикнула она. — Вы такой же, как и я! — От неожиданности преступник замер и удивленно воззрился на нее. — Скрываете гордыню под маской правосудия и справедливости!

Он поставил ее на ноги, и Хейзел услышала, как у убийцы хрустнули коленные суставы. Она позволила дотащить себя до автомобиля.

— Ваша мама жива, — неожиданно сообщил Маллик.

Они продолжили путь и заехали в густой и темный сосновый бор. В свете фар серебрился тихо падающий на землю снег. Голова у Хейзел гудела, во рту по-прежнему ощущался металлический привкус крови. Ноги почти не болели, вернее — потеряли чувствительность и казались двумя бесполезными деревянными чурками. Пока она приходила в себя, Усыпитель успел свернуть на грунтовую дорогу и придерживался еле заметной колеи. Попытавшись разобраться, в каком направлении едет убийца, Хейзел определила, что скорее всего они уже находятся в северо-западной части заповедника. Тут Питер свернул с наезженной колеи и поехал напрямую, между деревьями, то выезжая на узкие тропы, то снова плутая в густом лесу. Ветки сосен хлестали по стеклам автомобиля, и снег обсыпал машину белым дождем. Хейзел хотелось спросить, когда же они доберутся до места, но от страха она словно онемела, живот свело