что его обязательно встретят. Наверняка такой же весельчак, как и Джекман, с горькой усмешкой подумал Джеймс.

В газете не оказалось ничего достойного внимания, поэтому он вышел из помещения и направился к причалу. Кроме Уингейта паром поджидали еще двое индейцев, которые тут же принялись откровенно рассматривать его с ног до головы. С реки Беренс дул холодный пронизывающий ветер, гнавший высокие волны в сторону причала. Джеймсу сразу вспомнилось озеро Онтарио в позднюю осень, когда порывом ветра человека сбрасывает с дощатого настила в холодные воды. Вот уж не предполагал парень, что судьба занесет его так далеко от родного дома.

— Это вас к нам прислали? — послышался за спиной голос. Вопрос задал младший из двух мужчин. — Теперь вы будете жить в резервации?

Уингейт повернулся к нему лицом. Второй индеец по-прежнему стоял возле входа в вокзал и курил.

— Разве у вас нет собственной полиции?

— Почему нет, все у нас есть. Да только к нам всегда подсылают солидного копа из Ред-Лейка или Сиу-Лукаута. Чтобы присмотреть за нами.

— Я из Порт-Дандаса. Приехал с обычным визитом.

— Ну да, и костюм вы надели подходящий для визита. — Индеец пригляделся к именному жетону Уингейта. — Или я должен обращаться к вам по званию, детектив?

Джеймс лихорадочно соображал, как объяснить индейцу цель своего приезда, понимая, что сомнения в его искренности сведут на нет все старания. Легенда, которой посоветовала ему воспользоваться Микаллеф, казалась Уингейту надуманной и неуклюжей, поэтому он ограничился парой фраз о том, что приехал узнать подробности о смерти Джозефа Этлукана. Мол, недалеко от Порт-Дандаса, в одной из резерваций зафиксировали самоубийство, и полиция хочет удостовериться, что это не было умышленное убийство.

— Вы говорите о Мнджиканинге? — спросил индеец. — Да в этой общине никто и никогда не совершал самоубийств! А впрочем, если и совершил, какое оно имеет отношение к нам?

— Начальник приказал мне съездить к вам и задать парочку вопросов.

— Ага, конечно, делать вам больше нечего, как ехать за полторы тысячи километров с парочкой вопросов о смерти старика индейца. Вы что, думаете, он покончил с собой потому, что какой-то идиот в Мнджиканинге отравился чистящим средством на прошлое Рождество? — Уингейт неловко переминался с ноги на ногу, а молодой человек напротив него, упершись руками в бока, продолжал напирать: — Мы должны знать, что происходит у нас в доме. Это наше право. Что скажете?

— Да, конечно, — ответил вконец растерявшийся Джеймс.

Индеец молча сверлил глазами непрошеного гостя. А у того появилось непреодолимое желание развернуться и рвануть без промедления обратно в Ред-Лейк, чтобы оттуда попытаться добыть необходимую информацию об убийстве Этлукана. Попади ему в руки хотя бы одна фотография из морга, и миссию можно было считать выполненной! Молодой индеец опять прервал размышления Уингейта.

— Джо был моим дядей по маминой линии, — сказал он. — Что вы знаете о нем такого, чего не знаю я?

— Ничего, — поспешил заверить его детектив. — Честно, ничего не знаю.

— Тем не менее вы не из простого любопытства стремитесь на тот берег реки?

— Да, действительно, любопытство здесь ни при чем. — Джеймс протянул новому знакомому руку для пожатия. — Я констебль Джеймс Уингейт. Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, что я хожу вокруг да около. Поскольку вы племянник Джо, мне в любом случае придется с вами поговорить.

— Я один из племянников Джо, — поправил его индеец. — У него было пять братьев и четыре сестры, да у самого девять детей. Как понимаете, Этлуканов в резервации — завались, и почти все знали старого Джо!

— Он ведь тяжело болел? — спросил Уингейт.

— Болезнь разъедала его годами, — вздохнул индеец. — У него был рак. Дядя, бывало, вставал даже ночью через каждый час, чтобы подымить. По-моему, он выкуривал по две пачки в день и добрую половину третьей за ночь, вместо того чтобы спокойно спать. И ведь дожил до восьмидесяти трех. Джо достаточно помучился на белом свете.

— С чего вы решили, что он мучился? Вообще, почему он покончил с собой?

Тот пожал плечами:

— Мне думается, он испытал многое в своей жизни. А потом, его жена давно умерла, и, наверное, он опасался лечь тяжелым бременем на плечи детей. К тому же беспокоили постоянные боли.

Уингейт вынул блокнот, жестом спросив согласия у собеседника. Тот кивнул, и детектив стал записывать. Индеец стоял рядом и свистел.

— Скоро подойдет паром. Я пойду выпью чашечку чаю за заплыв. Если хотите, продолжим разговор на пароме. Только большая просьба: не кормите меня глупыми байками, детектив! Если я сумею помочь и вы сделаете какие-то выводы, то хочу знать, в чем дело!

— Договорились! — согласился Уингейт. — Хотя я не могу открыть вам правды прямо сейчас, но при возможности свое обещание сдержу. — Его собеседник от холода спрятал руки в карманы и направился к зданию вокзала. Джеймс окликнул его: — Эй, я еще не знаю, как вас зовут.

— Джо Этлукан, — представился индеец. — Не удивляйтесь — на том берегу шестеро с таким же именем!

К моменту отплытия парома собралось еще с двадцать пять пассажиров. Обычно паром ходит по расписанию, поэтому нет причин забираться на борт раньше, иначе могут и высадить. Небольшое судно рассчитано на пятьдесят человек. В резервации существуют свои службы и учреждения по обслуживанию населения, включая школу и больницу, поэтому паромом пользуются ежедневно лишь несколько индейцев, работающих за пределами резервации.

Уингейт вдруг отчетливо осознал, как сильно выделяется из толпы пассажиров-индейцев. Это тебе не разговор с двумя жителями резервации на берегу. Обдумав сложившуюся ситуацию, Джеймс попросил Джо Этлукана отложить разговор до прибытия на место, где можно спокойно поговорить без свидетелей. Джо кивнул и ушел, оставив Уингейта сидеть в одиночестве у задней кормы.

Где-то к середине пути индейцы перестали проявлять интерес к необычному попутчику, и наконец Уингейт поднял голову и стал рассматривать пассажиров. Среди его друзей и знакомых не было представителей коренного населения. Как любой городской житель, он представлял их прозябающими в нищете жалкими людьми, погрязшими в пагубных привычках. В Торонто тоже существуют общины и центры поддержки индейцев, и как-то случайно, а вернее, по долгу службы, Джеймсу пришлось посетить один из них. Атмосфера там оказалась настолько удручающей, что пришедший в смятение Уингейт не мог смотреть в глаза его обитателям. Интересно, возникнут ли у него в Пикангикуме те же самые чувства жалости и омерзения, что он испытал в Торонто? Совсем скоро предстоит это узнать.

Окруженная лесом резервация оказалась небольшим поселением в четыреста домов и единичных многоэтажных зданий. Джо Этлукан дождался, пока Уингейт сойдет с парома на берег, и отвел его к матери, в низенький деревянный домик. Посреди гостиной стояла настоящая печь, которую топили дровами. По- видимому, здесь недавно жарили мясо, аромат которого витал по комнате, заставляя урчать пустые желудки. Джеймса тут же гостеприимно усадили за обеденный стол и угостили чашечкой чаю, на которую детективу пришлось согласиться по настоянию матери Джо. Сжав с обреченным видом чашку, Уингейт слушал, как сын что-то оживленно рассказывает матери на родном языке племени оджибвеев: не исключено, объясняет причины, которые привели Джеймса в их края. Во всяком случае, мать не сводит подозрительных глаз с нового знакомого сына. Джеймс смущенно глотал обжигающий чай.

Наконец Джо закончил. Его мать подошла, села за стол рядом с Уингейтом и спросила:

— Пообедаете с нами?

— Нет-нет, спасибо, я сыт.

Сын сказал еще пару фраз матери, после чего она встала, подошла к печке и, открыв заслонку, вынула жаркое. Наполнив две неглубокие тарелки, она поставила их на стол.

— Джо говорит, что от Ред-Лейка до парома около часа пути, час ждали паром и еще сорок минут переплывали реку. Значит, что ни говори, вы проголодались, а потому сначала перекусите.