– Не может быть! Он это вам сам сказал?

– Нет, не говорил.

– Он сказал кому-нибудь, и вам передали?

– Нет, никто не передавал. Но я знаю. Он думает, что я могу принести вред эскадрилье…

Плечи ее снова вздрогнули.

– Это неправда! – воскликнул Леша. – Это вы сами все выдумали!

– Не будем говорить об этом, – попросила она спокойно. Потом обернулась к Леше, посмотрела на него покрасневшими глазами и прибавила: – А мне так хотелось взять к себе вашу сестренку…

Василий Степанович все лето и всю осень был уверен в захвате Ленинграда немцами. Но теперь эта уверенность пропала. Существовала дорога через Ладожское озеро. По ней шел хлеб, шло оружие. Город жил и боролся.

Василий Степанович в письме назначил Леше свидание на набережной возле сфинксов в два часа дня.

– Эрна, ты будешь дома, голубушка моя? – спросил он, застегивая шубу и надевая калоши.

Эрна молча кивнула головой, взглянув на него исподлобья.

– Ты здесь умойся без меня, а то вон ты какая чумазая стала. Умоешься?

Эрна молчала.

Василий Степанович нагнулся и поцеловал ее в макушку.

«Неприятная девочка, – подумал он. – Как каменная, слова из нее не вытянешь». А между тем ему все время приходилось изображать, что он очень ее любит. Он был рад, что сегодня с ней расстанется. Однако о том, что идет на свидание с Лешей, он не сказал ей ни слова.

Леша уже прохаживался взад и вперед по узкой протоптанной тропинке на заметенной снегом набережной. Дядя и племянник заметили друг друга издали. «Только бы этот болван опять не вспомнил про пиджак», – с тревогой подумал Василий Степанович. Но увидев широкое улыбающееся лицо Леши, сразу успокоился.

– Ну-ка, покажись, покажись! – Василий Степанович правой рукой тряс Лешину руку, а левой хлопал его по плечу. – Летаешь? Я так за тебя беспокоился.

Он отлично знал, что Леша не летает, а с утра до вечера сидит в землянке за телефоном, но знал также, что тот ни за что в этом не признается.

– Угу, – неопределенно и в некотором замешательстве ответил Леша. И сразу спросил: – А где же она?

– Ах, она дома, – сказал Василий Степанович с оттенком грусти в голосе. – Я ей еще ничего не говорил. Не хочу ее тревожить. Она, видишь ли, такая странная девочка…

– Странная?

– Да, очень странная. После всего пережитого… Ребенку ведь нелегко оправиться от таких впечатлений.

– Да, да, да! – с жаром воскликнул Леша. – Тут подход нужен. Самый деликатный, самый тонкий.

– И доброта, – растроганно добавил Василий Степанович.

– Вот именно, доброта. Только доброта. Вы это очень верно сказали, дядя Вася! – восторженно подхватил Леша. – Терпение и доброта…

– Конечно, конечно! – подтверждал Василий Степанович. – Потому я ей и не говорил, что ничего еще не решено.

– Как не решено, дядя Вася? Я ее сегодня же у вас забираю. Пойдемте, я хочу посмотреть на нее.

Он потащил Василия Степановича за рукав.

– Нет, нет, постой, постой. Я так, с маху, таких ответственных шагов не делаю, – возразил Василий Степанович. – Она ведь не собачонка, не котенок. Я должен быть убежден, что ей у тебя будет хорошо…

– Дядя Вася…

– Ну, признаю, что у тебя там больше возможностей кормить ее, чем у меня, – вздохнув, продолжал Василий Степанович. – Но ведь ты человек молодой, опыта у тебя в обращении с детьми никакого…

– Я и сам очень хорошо это понимаю, – сказал огорченно Леша. – Когда я сюда ехал, у меня был один план, отличный план, но… У нас, видишь ли, живет одна девушка, прекрасная девушка, и я хотел, чтобы Эрна поселилась у нее. Но тут вышло глупое недоразумение, и девушка эта сказала, что больше к нам не вернется. Нет-нет-нет, дядя Вася, я уговорю ее, не может быть, чтобы мне не удалось ее уговорить! Она скоро придет к тебе на квартиру, ты познакомишься с ней, и мы вместе уговорим ее!

– Вот видишь, какой ты неосновательный человек, Леша, – сказал Василий Степанович. – Ничего у тебя не подготовлено, ничего не договорено, а ты хочешь взять девочку. Я жалею, что написал тебе это письмо.

– Дядя Вася!

– Да-да, жалею… И… вообще жалею.

– Я не понимаю вас, дядя Вася!

– Я не рассчитал своих сил. Я не могу с ней расстаться. Я привык к ней, полюбил ее. Ведь я одинокий старик, пойми меня, Леша…

– Понимаю, дяди Вася, но…

– Когда я послал тебе письмо, то сразу же об этом пожалел. Я понял, что не в состоянии расстаться с ней, не видеть ее… Нет, нет, ни за что!

Он махнул рукой, повернулся и быстро пошел прочь по набережной.

Леша побежал за ним.

– Почему же не видеть, дядя Вася? – говорил он, стараясь от него не отстать. – Ведь мы стоим недалеко отсюда, под городом… Вы могли бы видеться…

При этих словах Василий Степанович остановился.

– Я мог бы время от времени привозить ее к вам… – продолжал Леша.

Но Василий Степанович уже опять передумал:

– Таскать больную, слабую девочку в город? Нет, нет и нет! Я твердо решил! Я ухожу!

И он еще поспешнее зашагал прочь.

– Постойте, дядя Вася! Куда же вы? Можно как-нибудь иначе устроить…

– Иначе? – переспросил Василий Степанович и остановился. – Как же иначе? Конечно, если можно сделать, чтобы я приезжал к вам…

– К нам? Видите ли, дядя, тут есть одно неудобство. У нас к посторонним строго… не допускаются… Но я ведь могу поручиться за вас. Я добьюсь, что вы будете приезжать!..

Василий Степанович наконец сдался.

– Ну, если так… – сказал он. – Если это можно устроить… то, пожалуй…

Он взял Лешу под руку и повел его к своему дому.

Когда книги запаковали и перевязали, сверток оказался таким тяжелым, что Люся не могла его поднять. Она вспомнила советы Ермакова и большую часть купленных книг оставила на хранение в магазине, а выбрала только самое необходимое, чтобы отнести Леше и сегодня же доставить на аэродром. Продавщица в платке и шубе, с растрескавшимися руками, перепаковала книги заново. День был морозный, и все же в магазине было гораздо холоднее, чем на дворе. С большой связкой книг Люся вышла на улицу.

Трамваи не ходили. Улицы были засыпаны снегом. Люся медленно побрела по узким тропинкам, протоптанным возле стен. Книги оттягивали ей руки, и время от времени она останавливалась, чтобы передохнуть. Навстречу ей, со стороны Невы, шли женщины и несли ведра с водой. Водопровод в городе замерз, и воду брали в прорубях Невы. Вода выплескивалась из ведер, замерзала, и улицы, прилегающие к реке, были покрыты коркой льда. Люди скользили и падали, и Люся скользила, размахивая связкой книг, чтобы удержаться на ногах.

Все утро провела она в хлопотах о книгах, и это несколько рассеяло ее. Но теперь прежние мысли нахлынули снова. Да, она решила не возвращаться на аэродром. Прощай, милая комнатка, ракита за