здесь в течение многих недель. Я знал, что это было местом, где он думал о Джейми; это было местом, куда Хегберт приходил, чтобы плакать.

«Преподобный?» сказал я мягко.

Он не отвечал, но я все же вошел.

«Я хотел бы остаться один», заворчал он.

Он выглядел старым и избитым, столь же утомленным как Израильтяне, описанные в Псалмах Давида. Его лицо было искажено, и его волосы поредели с декабря. Возможно, даже больше чем я, он должен был поддерживать себя на высоком уровне возле Джейми, и напряжение из-за этого так утомляло его.

Я прошел прямо к его столу, и он поглядел на меня перед тем, как опять отвернуться к окну.

«Пожалуйста», сказал он мне. Тон его голоса был умоляющим, как если бы у него не было сил, чтобы противостоять даже мне.

«Я хотел бы говорить с Вами», сказал я твердо. «Я не просил бы, если бы это не было очень важно».

Хегберт вздыхал, и я сел на стул, на котором сидел прежде, когда я просил его позволить мне пригласить Джейми на канун нового года.

Он слушал, когда я сказал ему, что было у меня на уме.

Когда я закончил, Хегберт повернулся ко мне. Я не знаю то, о чем он думал, но к счастью, он не сказал нет. Вместо этого он вытер глаза пальцами и повернулся к окну.

Даже он, я думаю, был слишком потрясен, чтобы что-то сказать.

Снова я бежал, снова я не утомлялся, моя цель давала мне силу, я должен был идти. Когда я добрался к дому Джейми, я влетел в дверь без стука, и медсестра, которая была в ее спальне, вышла, чтобы увидеть, что вызвало шум.

Прежде, чем она смогла говорить, я сказал.

«Она проснулась?» спросил я, эйфористически и испуганно в то же самое время.

«Да», осторожно сказала медсестра. «Когда она проснулась, то интересовалась, где Вы находились».

Я принес извинения за мой растрепанный вид и поблагодарил ее, затем попросил, не будет ли она возражать оставить нас наедине. Я вошел в комнату Джейми, частично закрывая дверь позади себя. Она была очень бледна, но ее улыбка сообщила мне, что она все еще боролась.

«Привет, Лендон», сказала она слабым голосом, «благодарю тебя за возвращение».

Я взял стул и сел рядом с нею, взяв ее руку. Видя ее лежащей там, заставило кое-что напрячься глубоко в моем животе, почти заставляя меня плакать.

«Я был здесь раньше, но ты спала», сказал я.

«Я знаю… Я сожалею. Кажется, я просто уже не могу ничего с этим поделать».

«Все нормально, правда».

Она приподняла руку немного от кровати, и я поцеловал её, затем наклонился вперед и поцеловал ее также в щеку.

«Ты любишь меня?» спросил я ее.

Она улыбнулась. «Да».

«Ты хочешь, чтобы я был счастливым?» Когда я спросил ее это, я почувствовал, что мое сердце начало биться быстрее.

«Да».

«Тогда ты сделаешь кое-что для меня?»

Она отвела взгляд, печаль пересекла черты её лица. «Я не знаю, смогу ли я», сказала она.

«Но если бы ты смогла, сделала бы?»

Я не могу соответственно описать силу чувств, которые испытывал я в тот момент.

Любовь, гнев, печаль, надежда, и опасение, кружились вместе, обострённые нервозностью — это и было тем, что я чувствовал. Джейми смотрела на меня любопытно, и мое дыхание стало поверхностным. Внезапно я понял, что у меня никогда не было настолько сильных чувств к другому человеку, какие я имел в тот момент. Когда я поймал ее пристальный взгляд, это простое понимание заставило меня желать миллионного раза, когда я мог заставить все это уйти. Если бы это было возможно, я бы продал себя ради неё. Я хотел сказать ей о своих мыслях, но звук ее голоса внезапно заставил мои эмоции замолчать.

«Да», наконец, сказала она все тем же слабым голосом, но все еще полного обещаний. «Я сделаю».

Наконец, возвращая контроль над собой, я поцеловал ее снова, затем приблизил свою руку к ее лицу, мягко водя пальцами по ее щеке. Я поразился мягкости ее кожи, и нежности, которую я видел в ее глазах. Даже теперь она была прекрасна.

Мое горло начало напрягаться снова, но как я и сказал, я знал то, что должен был сделать. Так как я должен был признать, что не в моей власти вылечить ее, потому я и хотел сделать то, что она всегда хотела.

Это было тем, что мое сердце говорило мне сделать все время.

Джейми, я понял уже тогда, дала мне ответ, который я искал, тот, в котором нуждалось мое сердце. Она сказала мне ответ, когда мы сидели вне офиса г. Дженкинса, в ту ночь, когда мы предложили пьесу.