Дурное решение искалечит Иосифа, тяжело ударит больную Фриду.
10-го ее выписали. 11-го перевезли в Переделкино. Я видела ее чуть-чуть.
Дело Бродского терзает, мучает, давит. Сегодня у меня была его мать: его «в порядке планового переселения» отправляют на Север, на полуостров Ямал – на гибель. В 6 часов ко мне придут О. Чайковская и Гнедин – будем решать, как быть.
Что мы можем?
Дело в Верховнов Суде, у Смирнова. Но решения нет. И разговор у Ольги Георгиевны Чайковской с Шубиным, зам. Смирнова, был худой.
А за границей передают и пишут, что он на свободе…
Вот и завтра – ко мне должен придти Наровчатов, которого мобилизовала по этому делу АА.
У Алены, после ее разговора с Шубиным, кричавшем ей: «Тоже еще поэт! Какой он поэт! И больше всего меня возмущают Маршак и Чуковский, которые пишут о нем, его не зная», – явилась мысль, что АА должна пойти к Анастасу Ивановичу Микояну. Он сейчас в азарте правосудия. Необходимо, чтобы он дал возможность суду осуществить правосудие
АА согласилась – но решила заручиться предварительно поддержкой Твардовского и Суркова; мы дали им знать, что она хочет их видеть, но они пока не отозвались.
А суд длится. Если будет отказ – не могу подумать об Иосифе, о Фриде…
И в то же время мне жаль АА, которая после трех инфарктов должна предпринимать эти хлопоты…
Сделала это АА – он
Но письмо толковое.
Про него худо говорят, речь его на съезде произвела впечатление сильного уклона вправо.
В стихах он, безусловно, понимает, но – как возразил мне кто-то – «в начальстве он тоже хорошо разбирается».
Завтра приму меры, чтобы передать его письмо Смирнову. Самому ему «некогда»…
Спросил о деле Бродского.
Предложил, что в новое издание «Искусства перевода» вставит отрывки из его переводов (сейчас я отбираю).
Проводил до ворот. И пошел назад – я поглядела вслед – на слабых ногах. На слабых, на старых.
Вчера утром, от глазной врачихи я забежала к Фриде. Первый ее вопрос: как дело Бродского? Ну, как: обещано было «на днях», а оно до сих пор не назначено; О. Г. Чайковскую, которая хотела говорить со Смирновым, Смирнов к себе не пускает. Ходят слухи, что делом заинтересовался Микоян (ему давно писал и отправил все наши бумаги Паустовский, но ответа не последовало). Ира Огородникова37 взялась поговорить с его сыном.
Фридочку завтра утром кладут в больницу, в ту же палату: второй курс лечения.
Смирнов не принимает Чайковскую. Дело у него – он его все не назначает.
Вчера, в Доме журналиста на диспуте «Мораль и суд» выступал Тендряков и сказал, что дело Бродского волнует людей во всех углах страны, что он читал запись Вигдоровой и если это правда – надо судить Суд…
Конечно, Савельеву и Логунова давно пора судить38.
А Иосиф пока погибает…
В дело уже вмешался Сартр, Арагон, Неруда.
Сегодня вечером в Союзе встреча писателей с Зам. Пред. Верх. Суда СССР. Приглашен Копелев и готовится выступить (о Бродском).
Лекарство ищу. (В Кремлевке нет.) Копелева оборвал высокий гость, не дал ему говорить («не надо на меня воздействовать»); писатели не поддержали; Атаров сказал: «не будем нарушать законы гостеприимства».
(Лучше бы не нарушать законы справедливости – и страны.)
Завтра пойду к Фридочке.
И как всегда, лгут – птицы, тишина, зелень. Пошла я в дом накапать капли в глаза. Телефонный звонок: Лев Зиновьевич. Ему сказала И. Огордникова (из Иностранной комиссии), что по делу Бродского – отказ… Отказ в пересмотре.
Надо проверить – правда ли это.
Милый Гнедин ходил в секретариат Верховного Суда, там ему сказали, что все на прежнем месте: т. е. дело у Смирнова… Но может быть сведения Огородниковой были из более высокой инстанции?
Она лежала на боку, раскинув руки, с закрытыми глазами. Потом:
– Как наш рыжий мальчик?
Медленно, трудно, но с отчетливой ясностью всех мыслей и ассоциаций.
Спросила, что нового.
Я рассказала ей о Евтушенке: вернувшись из Италии, он написал в ЦК записку – отчет и там о Бродском: как вредит нам это дело, как необходимо его выпустить поскорее, и потом издать его книгу – причем он, Евтушенко, берется отобрать стихи и написать предисловие.
– Не до книги, – сказала Фрида. – Освободили бы поскорее.
В толпе – Над. Як. Мандельштам, приехавшие из Ленинграда: Дьяконова, Адмони, Эткинд, Руня Зернова, Нат. Долинина; Калабалин с детьми из своего детского дома; Фридина любимая учительница – Анна Ивановна; множество друзей (Савичи, Облонская, Галль, Грекова, Гнедины, Ивичи, Сана, Оттены); множество знакомых – лечившие ее врачи, шившая ей портниха, В. Корнилов, Аким, Эмма Гр. Герштейн, Н. Иос. Ильина; журналисты из трех газет; читатели; незнакомцы.
