он уже мою рукопись?
В коридоре я встретила Л. Н. Радищева, что тоже меня как-то развеселило.
Но Юлиан Григорьевич встретил меня мрачно и сухо, без обычных приветствий.
Приезжал Ильин, вручил ему повестку, что в 3 часа дня в Союзе будет разбираться вопрос о его недостойном поведении29.
Я уговорила его выйти на двадцать минут погулять. Он был возбужден. На улице мы сразу встретили К. И. Я ему сказала. Он с ходу стал давать Ю. Г. советы, совершенно неподходящие к случаю.
Пошли к Дому Творчества – Ю. Г. было пора собираться. Прибыла заранее заказанная машина.
Мы с Дедом побрели домой. Я понимала, что вечером К. И. нельзя пускать в Дом Творчества – иначе он не будет спать.
Но сама я, конечно, пошла.
Его исключили единогласно.
Читался материал из папки КГБ. Причем КГБ от преследования отказывается (нет оснований); но его должна съесть «общественность».
С бешеными речами выступали матерые палачи: Софронов, В. Кожевников. Лучше других – Чаковский. Федин прислал письмо, что по болезни приехать не может, но присоединяется к решению исключить. То же – Сурков.
Вчера съездила к Орьеву – юристу СП, а потом, по его рекомендации, к Келлерману – юристу охраны авторских прав – и подала по их совету заявление о взыскании с «Советского писателя» сорока процентов за «Софью». Если бы это удалось, я как-нибудь бы перебилась пока до денег за «Былое и Думы». (А пройдет ли книга? А заплатят ли?) Меня удивило и порадовало, какая ненависть к Лесючевскому30 и пр. сквозила в словах сухого и сдержанного Орьева, с каким уважением встретил меня Келлерман, с какой охотой взялся за дело (он читал «Софью»).
Мы приехали вместе с Фридой – чтобы вместе (она так хотела) идти к Ивановой31 договариваться о комнате. Но Дед позвал нас к себе наверх. Сообщил поразительную новость: к нему приезжал Дмитрий Алексеевич Поликарпов специально по делу Бродского. Просить, чтобы К. И. взял назад свое заступничество32.
К. И., дорогой, отказался.
Странное дело: никаких политических обвинений, а все та же галиматья о тунеядстве, подстрочнике, каких-то попойках и пр.
За эти дни – многое случилось, многое хорошее.
1) Юлиан Григорьевич держится умно и стойко, хотя Шкловский его чуть не ежедневно терзает требованиями покаяния, хотя он уже изгнан из ИМЛИ, хотя в «Лит. Наследстве» по требованию Анисимова снято его имя, хотя все узнала Антонина Петровна: Союз послал на дом выписку из постановления… 33
2) Сдвиг по делу Бродского, – большой, счастливый. Миронов – тот самый Миронов, который накануне суда так гнусно говорил с К. И., тот, который дал ход всему беззаконию, – 3/Х позвонил в Ленинград Грудининой и сообщил, что он передал дело снова в Прокуратуру СССР, куда ее и вызовут. 19/Х эта Жанна д'Арк была на приеме у и. о. Прокурора СССР, Малярова. Решено: мы, хлопотавшие, пятнадцать человек (число назвал он), берем Иосифа на поруки, срок сокращается до восьми месяцев. Вечером 19-го у Фриды – я, Гнедин, Грудинина – написали соответствующее письмо; 20-го утром Шура34, я и Грудинина съездили к К. И.; он подписал; затем Грудинина поехала к Паустовскому, а от него —
в Питер. Туда же – Фрида; там подпишут АА, Дар, Вахтин, Долинина, Эткинд, Адмони – и письмо будет представлено Малярову. А к Иосифу поедет Толя (из Ленинграда), с которым Фрида пошлет ему для осведомления наше поручительство.
Фрида в больнице – еще есть слабая надежда, что это не…
Без трех минут 12. Тишина.
Дело Бродского все еще не кончено. Хотя – обещано. И он в отпуске в Питере.
«Оно изгрызло мне нутро», – сказала Фридочка – сама не зная, что говорит…
Фрида, будь жива.
Прощаюсь. И тогда она говорит мне – не печально, но деловито:
– Если со мной что случится… Вам детские дневники35.
Я ее целую и ухожу.
Но сегодня я еще должна быть счастливой, потому что сегодня она еще там, в палате, такая, какой я ее только что
видела, – смеется, шутит, читает Диккенса, посасывает виноград, думает о Бродском, о всех нас; сама может одеться, накинуть халатик, пойти в столовую…
Такая, как всегда. Жизнь. Фрида.
Три часа вместе с другими я просидела в вестибюле больницы.
Рак поджелудочной железы. Неоперабельно.
Но радости у меня нет – не Фридиной ли жизнью мы заплатим за эту победу?
В Ленинграде на писательском собрании провалили Прокофьева, и в добавочном списке провели Эткинда, Грудинину, Долинину, Адмони – всех, кто защищал Бродского.
У нас собрание в среду. Орлова собирается говорить о подвиге Фриды Вигдоровой.
Дело Бродского длится, т. е. стоит на месте. Прокуратура обещает написать протест и передать дело в Верховный Суд РСФСР. Там – Л. Н. Смирнов, которому К. И. написал письмо и к которому на прием пойдет Алена Чайковская. Но прокуратура медлит. Говорят, Ленинградский обком ни за что не желает, чтобы Иосиф был выпущен.
Хочет опять вступиться Сурков. (Ему за границей неловко.) Но вступится ли?
Иосиф дважды звонил мне. Из Коноши. Фриды дома нету– он звонит мне. Он боится, что от него что- нибудь скрывают. «Вы меня не обманываете?» Чудак, он не понимает, что обманывают нас.
Между тем из Прокуратуры СССР дело перешло, как и было обещано, в Верховный Суд РСФСР, к Смирнову.
Смирнов уехал на десять дней в Африку. Его будут ждать.
В день его возвращения ему будет передано письмо К. И.
За оставшиеся десять дней надо бы обратиться еще к кому-нибудь в то учреждение, от которого все зависит: в ЦК. Но к кому и как?
