сторону, там, невидимкой, пересяду в трамвай, а по дороге решу. В самом деле, думала я, ведь Ленинград – мой родной город, здесь столько моих сверстников, одноклассников, однокурсников, столько сотрудников редакции, где я работала одиннадцать лет, столько друзей по тюремным очередям – неужели сейчас никого не найдется, кто снимет груз с моих плеч и примет на свои?
В машине меня осенило имя: Мария Яковлевна Варшавская (см. «Записки», т. 1). Имя оказалось угаданным верно. Сквозь террор, войну, блокаду, эвакуацию, сквозь новые и новые спазмы террора – пакет сохранился, был возвращен мне в 1958 году, а мною – Анне Андреевне.
У этой истории забавный конец.
– Представь себе, – сказал мне весною 1958-го мой брат Коля, друживший с Лукницким, – Павел Николаевич счастлив: к нему внезапно вернулся кусок жизнеописания Николая Степановича, который в течение многих лет считался безнадежно утраченным.
– Да что ты! Вот чудеса! – ответила я, и мы вместе от души порадовались находке.
О П. Н. Лукницком и о совместной работе Ахматовой и Лукницкого над изучением жизни и творчества Н. Гумилева (для будущих «Трудов и дней») см. «Встречи».
184
Весьма неодобрительно отозвался обо всем сборнике (и, в частности, об этих строках) В. Ардов в статье «Печальная эстафета» (см. «Литература и жизнь», 18 апреля 1958 г.).
Со статьей, опровергающей мнение Ардова, выступил критик Сергей Львов (1922–1981) – см. «В защиту поэтов» (там же, 11 мая 1958 г.)
185 Об Н. К. Треневой, соседке Корнея Ивановича по Переделкину, подробнее см. 107. Ольга Моисеевна Наппельбаум (О. Грудцова, 1904–1982) – критик, автор рецензий, статей, мемуаров; в конце пятидесятых годов часто навещала Корнея Ивановича в Переделкине; К. И. был знаком со всей семьей фотографа М. С. Наппельбаума (1869–1958) еще по Петрограду.
186 Бранил Пастернак или, напротив, хвалил Рабиндраната Тагора – я точно не поняла. Могло быть и то, и другое. Быть может, отношение к нему у Пастернака менялось и в разное время было разное. Переведены Пастернаком восемь стихотворений Тагора. (См. Рабиндранат Тагор. Сочинения. Т. 7. М.: ГИХЛ, 1957.) В письме же к секретарю бенгальского поэта (письме, цитируемом Н. Б. Рашковским в журнале «Вопросы философии», 1990, № 8) Борис Леонидович писал: «Строки Тагора (о жизни и флейте) в Вашей новогодней открытке взволновали меня». (Перевод этого стихотворения см. в 7-м томе «Сочинений» Тагора.)
187 Сборник моих критических статей так никогда и не вышел. Об Н. В. Лесючевском – директоре издательства «Советский писатель», о В. М. Карповой (р. 1915) – главном редакторе и о других деятелях того же издательства подробнее см. 113, мою книгу «Процесс исключения» и «Записки», т. 3.
188 Д. Заславский. «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка». – «Правда», 26 октября 58 г.
189 «Щебечет птичка на суку / Легко, маняще» – «За поворотом» – «Пятитомник-П», т. 2, с. 119; «После грозы» – см. там же, с. 125, а также сб.: Борис Пастернак. Стихи. Предисловие Корнея Чуковского. М.: Худож. лит., 1966, с. 324. (Б-ка советской поэзии).
190 К сказанному добавлю, что теперь, когда книга Анны Ахматовой «О Пушкине» лежит у меня на столе, и я, читая и перечитывая, вдумываюсь в ахматовские статьи, я вижу, как с годами личность Ахматовой все откровеннее проглядывала в ее научных изысканиях. Та же безудержная отвага мысли, что и в ее стихах, и тот же юмор, что и в ее беседах. Вот она расправляется с ничтожной Араповой (дочерью Наталии Николаевны и Ланского), трактующей Пушкина весьма неуважительно (со слов мамаши и тетушки). Ахматова пишет: «Дантес, напротив,
Пушкина к читателю:
191 «Комсомольская правда», 30 октября 1958 г. Доклад В. Е. Семичастного «40 лет Всесоюзному Ленинскому Коммунистическому Союзу Молодежи» на торжественном пленуме ЦК ВЛКСМ 29 октября 58 г.
192 Письма Бориса Пастернака к Николаю Чуковскому – см.: ЛО, 1990, № 2.
193 М. Цветаева писала:
«Знаю, что Ахматова потом, в 1916—17 году с моими рукописными стихами к ней не расставалась и до того доносила их в сумочке, что одни складки и трещины остались. Этот рассказ Осипа Мандельштама – одна из самых моих больших радостей за жизнь». («Двухтомник-Ц», т. 2, с. 113.)
194 31 октября 1958 года на общем собрании московских писателей было не только утверждено решение Президиума – исключить Пастернака из Союза Писателей, но и вынесено новое: просить Советское Правительство лишить его гражданства и выслать за границу. Стенографический отчет об этом собрании опубликован впервые в 1966 г. в Нью-Иор-ке: см. «Новый журнал», № 83. В тексте отсутствует оглашенное на собрании письмо группы писателей, обратившихся к правительству, а также письмо Пастернака – адресованное писателям. Оба документа не найдены до сих пор. (1991)
Председательствовал 31 октября 1958 г. С. С. Смирнов; подготовил резолюцию Н. В. Лесючевский; с особо лютыми речами выступили: Зелинский, Софронов, Солоухин, Безыменский, Антонов. Злобные реплики с места подавали дамы: В. Инбер, Т. Трифонова, Р. Азарх.
Только спустя три десятилетия та же стенограмма была опубликована в нашей стране (см. «Горизонт», 1988, № 9). Публикация вызвала многочисленные отклики в прессе, в особенности после письма Вл. Солоухина в редакцию «Советской культуры». В ответ на упреки читателей по поводу участия в травле Пастернака Солоухин заявил, что не чувствует «за собой особенного греха, а следовательно и острого желания отмываться и каяться». (См. СК, 25 сентября и б, 13, 15, и 20 октября 1988 г.)
195 Н. Чуковский, Н. Тренева, М. Алигер (как и многие из литераторов, любивших и ценивших Пастернака) считали, что издавать свои книги на Западе – это для советского писателя поступок безусловно недопустимый. А раз так, стало быть, осужден Пастернак «в общем правильно». Брат мой в разговоре со мной высказал в эти дни еще и такую мысль: «Пастернак – гений, его поэзии суждено бессмертие, он это знает, а мы обыкновенные смертные люди, и не нам позволять себе вольничать. Мы должны вести себя так, как требует власть». Он понимал величие поэта, признавал наш долг перед властью, но не понимал нашего долга перед поэтом – это поразило меня.
