если я подойду к нему с правильной стороны. Но он такой разносторонний. – На красноватой шее Гордона напряглись мышцы. – Увы. На это нет времени.
Виктория подняла голову:
– Не смейте его трогать.
Гордон округлил глаза. Элинор свернулась в кресле, забыв про осанку; вид у нее стал блаженствующий.
– Бедный Алекс, – ее голос зашелестел, как бархатная веревка. – Возможно, он так и не оправится от недуга. Врачи до сих пор пребывают в сомнениях, и немудрено – столько увечий. В таких случаях часто случаются рецидивы и...
– Элли, – Виктория встала. – Если ты причинишь ему хоть малейший вред, я... я не стану тебе подыгрывать!
Элинор сощурилась:
– Похоже, рецидивы случаются не только у тяжело больных.
По ее лицу Ричард понял, что за этим последует. Он вскочил и заслонил собой Викторию: – Оставь ее в покое!
В глазах Марго и Гордона вспыхнул слабый интерес.
– Ты будешь мне мешать? – шепотом спросила Элинор.
– Она беременна. Если ты будешь слишком усердствовать, то сама всё испортишь, – тоже шепотом ответил он.
– Ах, да, – замурлыкала Элинор. – Наша будущая маленькая мама – подарочек для доблестного полицейского. Ну, хорошо.
Она подошла к ним вплотную и с нежностью погладила Викторию по волосам: – Будь добра, иди к себе в комнату и не выходи, пока я не разрешу. Я не желаю тебя видеть.
Ее рука незаметно соскользнула на локоть Ричарда:
– А ты, драгоценный братец, займись делом. Я хочу, чтобы вы оба были счастливы и здоровы. Вы ведь тоже этого хотите?
* * *
Заросший сад, разбитый с южной стороны от крепостного рва, был затоплен мглой. Ночью с океана пришел теплый ветер, развесивший на кустах вуали из мороси. Воздух казался тяжелым и соленым. Продрогший Ричард примостился на каменной скамейке, украшенной старым рыцарским гербом, неподвижно глядя туда, где должно было взойти солнце. Клубы тумана лежали в низинах, как уснувшие облака.
Он не впервые встречал рассвет, сидя на этой жердочке. Несколько раз в неделю тоска поднимала его с постели и вела в гулкие предутренние часы, сквозь полудрему и темноту. Он не знал, зачем подчиняется ей. Зачем бредет сюда, поскальзываясь на сырых камнях, продирается сквозь разросшуюся чащобу, пугая проснувшихся слуг и суеверного сторожа. Доходит до этой скамейки и садится, обхватив себя руками. Он не двигается почти час. Губы изредка шевелятся, синеют, веки наливаются тьмой. Но он не отводит взгляда и словно заговоренный ждет, пока просветлеет и окрасится жемчугом небо. Чаще восток оставался сер. Свет погибал, едва проронившись сквозь гребенку штормовых туч, ветер становился злее. Каменный герб за спиной начинал жечь кожу, кровь вскипала – потом Ричард проваливался куда-то, захлебываясь яркими видениями. Они отогревали его, но после он долго не мог сдержать слез.
Однажды его нашла Элинор.
Он увидел ее крадущийся силуэт в просвете между деревьями, хотел убежать, но разбитое галлюцинациями тело воспротивилось. Он замер, вжимаясь в камень, надеясь, что она пройдет мимо и не заметит его. Напрасные старания.
Она подошла – со спокойной улыбкой; грива рыжеватых волос вилась на ветру, сплетаясь и мечась, словно живое существо. Ричард не отводил от них глаз, боясь провалиться в бездну в сто крат глубже, чем его собственные фантазии.
– Ну вот, опять прячешься, братец. – Она присела рядом – он по-прежнему ловил взглядом ветер. – Не желаешь поговорить со своей маленькой феей?
Ричард вздрогнул. Она всегда держала кулачок за спиной, чтобы удивить его или ударить. До того дня, как Каталина Чесбери забрала ее и Викторию к себе, он звал ее феей – но это было невообразимо давно, они еще оставались детьми, они всё еще были братом и сестрой. В последние годы она заставила его поверить, что этого времени не существовало. Сегодня ей было любопытно воскресить прошлое, хотя, конечно же, не задаром.
