— Сколько еще в Дели таких чудаков, как ты! — расхохоталась Зеб-ун-ниса. — Ну хорошо. Слушай, что я тебе скажу. Не хочешь взглянуть на саму Удипури, я покажу тебе ее портрет. Но на рупнагарскую принцессу ты обязательно посмотри. Если она покажется тебе более красивой, чем Удипури, тогда сообщи ей, что она стала женой падишаха благодаря мне. А если увидишь, что она не так хороша, то…

Зеб-ун-ниса задумалась.

— А если увижу, что она не так уж хороша, что мне тогда делать? — спросил Мубарак.

— Ты ведь любитель жениться. Женись тогда на ней сам. Я постараюсь получить согласие падишаха.

— Неужели в вас нет ни капли любви к вашему недостойному рабу? — взмолился Мубарак.

— Ты хочешь любви от дочери падишаха!

— Для чего же тогда аллах создал дочерей падишаха?

— Для счастья! Любовь же приносит только горе.

— А как я смогу увидеть будущую жену падишаха? — спросил Мубарак, не желая продолжать разговор на эту тему.

— Придется тебе прибегнуть к какой-нибудь хитрости, — отвечала Зеб-ун-ниса.

— А что скажет падишах, если узнает?

— Это уже моя забота.

— Я сделаю все, что вы говорите. Но неужели вы не удостоите бедняка хоть капли вашей любви?

— Разве я не говорила, что ты мой любимый?

— Вы говорили это любя?

— Я же сказала, что любовь это удел бедняка. Дочерям шаха она неведома.

Мубарак в полном отчаянии покинул покои Зеб-ун-нисы.

Нирмал неслышно подошла к принцессе и увидела, что та сидит одна и горько плачет. В руке она держала миниатюру из числа купленных у старухи. Чанчал-кумари тотчас же повернула портрет так, чтобы Нирмал не видела, кто изображен на нем, но Нирмал нетрудно было догадаться, чей это портрет.

— Что же нам теперь делать? — спросила она.

— Я никогда не стану рабыней могола! — воскликнула Чанчал-кумари.

— Я знаю, что ты против, но ведь это приказ Аламгира. Разве может раджа ослушаться его? Делать нечего, дружок. Тебе придется примириться с неизбежностью. А ведь на твою долю выпало большое счастье. Возьми, к примеру, княжество Джодпур или Амбер, возьми любого раджу, падишаха, вельможу или наваба. Есть ли на земле хоть один властитель, дочь которого не желала бы сесть на делийский трон! Отчего же ты так не хочешь стать повелительницей мира?

— Убирайся прочь! — рассердилась Чанчал-кумари.

Нирмал убедилась, что таким способом она ничего не добьется, и решила переменить тактику.

— Представь себе, что я убралась прочь, — снова заговорила она. — Но должна же я позаботиться о благе своего покровителя. Подумала ли ты, что будет с твоим отцом, если ты откажешься поехать в Дели?

— Я думала об этом, — ответила Чанчал-кумари. — Если я не поеду, отцу не сносить головы и от крепости не останется камня на камне. Я не пойду на отцеубийство. Когда прибудут войска падишаха, я вместе с ними отправлюсь в Дели. Это я твердо решила.

Нирмал просияла:

— Но ведь и я советовала тебе то же самое. Принцесса снова нахмурилась.

— Ты, может быть, думаешь, что я отправлюсь в Дели, чтобы разделить ложе с мусульманской обезьяной? Разве лебедь бывает в услужении у журавля?

— Что же ты тогда сделаешь? — в недоумении спросила Нирмал.

Чанчал-кумари показала ей перстень.

— На пути в Дели я приму яд, — сказала она. Нирмал знала, что в перстне хранится яд.

— Неужели нет иного выхода? — воскликнула она.

— А какой еще может быть выход? — ответила Чанчал-кумари. — Есть ли на свете храбрец, который ради меня бросит вызов делийскому падишаху? Раджпутские князья опозорили свой род и сделались рабами моголов. Разве есть теперь Санграм {41} или Пратап?

— Что ты говоришь, принцесса! — возразила Нирмал. — Да если бы и были живы Санграм и Пратап, чего ради они стали бы из-за тебя ссориться с падишахом? Кто станет жертвовать собой ради чужого человека? Сейчас, правда, нет Пратапа и Санграма, зато есть Радж Сингх. Но почему вдруг он станет всем рисковать ради тебя? Тем более что ты родом из Марвара.

— Ну и что из того? Разве раджпуты не защищали всех, кто просил у них защиты, если только у них была сила в руках? Об этом я и думала, Нирмал. В беде я призову на помощь славного потомка Санграма и Пратапа — неужели он не заступится за меня?

С этими словами Чанчал-кумари перевернула портрет, и Нирмал увидела изображение Радж Сингха.

— Смотри, дружок, — проговорила принцесса, не отводя взора от портрета, — неужели ты не веришь, глядя на этот царственный облик, что Радж Сингх — защитник беспомощных и сирот? Неужели он не поможет мне, если я призову его на помощь?

Нирмал была наделена трезвым умом, она призадумалась. Пристально глядя на подругу, она спросила:

— А чем ты вознаградишь героя, который спасет тебя от беды?

Принцесса поняла, что имела в виду Нирмал.

— Чем я вознагражу его! — грустно, но твердо заметила она. — Разве есть у меня что-нибудь, что я могла бы отдать? Ведь я женщина!

— У тебя есть ты сама, — возразила Нирмал.

— Убирайся! — Чанчал-кумари смущенно отвернулась.

— В княжеских домах такое бывает, — продолжала Нирмал. — Если ты можешь стать Рукмини, то Джадупати{42}, конечно, придет тебе на помощь.

Чанчал-кумари опустила голову. На ее прекрасном лице смущенье и счастье сменяли друг друга — подобно тому, как на закате сменяются набегающие одна за другой волны света на гряде облаков, с каждым мгновением рождая все новую и новую красоту.

— Чем заслужу я такое счастье? — воскликнула она. — Возьмет ли он меня в жены?

— Об этом судить ему, а не нам, — ответила Нирмал. — Разве нельзя послать к нему гонца? Тайно, так, чтобы никто об этом не знал. Я слышала, что у него достаточно сильная армия. Чанчал-кумари задумалась.

— Пошли за моим духовным наставником, — сказала она наконец. — Кто любит меня больше, чем он? Объясни ему все и приведи его ко мне. Мне было бы стыдно рассказывать ему обо всем самой.

В это время подружки Чанчал-кумари сообщили о приходе торговки жемчугом.

— Сейчас мне не до покупок, — сказала принцесса. — Гоните ее прочь.