Он поднес левую руку к бедру и пощупал замок ремня, но открыть не смог: казалось, пряжка и защелка слились в одно целое. В отчаянии он дернулся вперед — ремень врезался в тело (никакой одежды видно не было), заставив его застонать от боли, но не отстегнулся.
Встать он не мог. И это было еще не самое худшее.
Хуже всего было ощущение того, что он не один.
В тишине этой вечной ночи оно было ужасающим. Даже не ощущение, а
Однако он был уверен, что присутствие
Приближался по центральному проходу.
Вдруг все сохраняемое прежде спокойствие испарилось. Его охватила жуткая паника. Ничто — ни воспоминание о Берте, ни все прочитанные им книги, ни его обширная образованность, ни большая или меньшая храбрость, — ничто не могло помочь ему вынести этот миг абсолютного кошмара. Он трясся и дрожал. Он зарыдал. Словно бесноватый, он бился с ремнем безопасности. Ему показалось, что он сойдет с ума, но это не происходило. Мелькнула мысль о том, что, похоже, безумие не так-то скоро приходит к жаждущему его разуму. Проще ампутировать конечность, вырвать внутренности или растерзать в клочья трепещущую плоть, чем лишить разума здоровый мозг, подумалось ему. Он почувствовал, что ему предстоит оставаться в здравом уме до самого конца.
Но он ошибался.
В этом он убедился всего мгновение спустя.
Были вещи, способные лишить разума здоровый мозг.
Ночь казалась непрочной. Тонкий черный тюль, усеянный крохотными огоньками. Остроносая морда «Нортвинда» прорезала его ледяным ножом. Большая часть его массы пришлась на гидравлические амортизаторы, пока тормоза пытались сдержать невероятной силы импульс в окружении оглушительного рева.
Гаррисон не стал ждать, пока он остановится. Он отошел от дежурного по аэропорту и указал кивком на припаркованный у терминала номер три фургон. Его люди ловко и бесшумно залезли в машину, последний закрыл дверцу, и автомобиль неспешно заскользил к самолету. В этот предрассветный час коммерческих рейсов почти не было, поэтому можно было не опасаться, что им помешают. Гаррисон только что получил от пилотов отчет о полете: без происшествий. Он подумал, что первая часть задачи — собрать всех ученых вместе — завершена.
Он обернулся к сидящему рядом с ним доверенному человеку:
— Никакого оружия и применения силы. Если не захочет отдать чемодан сейчас, пусть останется у него. У нас будет время забрать его, когда приедем в дом. Прежде всего нужно завоевать его доверие.
Фургон остановился, люди вышли. Прижимавший к земле траву вокруг летных полос ветер разметал снежно-белые волосы Гаррисона. Трап уже подвезли, но люк самолета не открывался.
— Иллюминаторы… — указал доверенный человек.
Сначала Гаррисон не сообразил, о чем он говорит. А потом снова посмотрел на самолет и понял.
Все пять боковых иллюминаторов роскошного «Нортвинда» за исключением стекол в кабине пилотов были словно окрашены в черный цвет. Он не слышал, чтобы в какой-то модели самолетов использовались тонированные стекла. Почему пассажиры сидят в темноте?
Вдруг окошки загорелись так мягко, как в сумраке пробуждаются фонари на пустынной улице. Свет переходил с одного иллюминатора на другой: кто-то явно водил фонариком из кабины. Но больше всего в глаза бросался
Красный. Грязного оттенка, неравномерный.
А может, что запачкало внутреннюю поверхность стекол?
В животе у Гаррисона похолодело, он не мог двинуться с места. На какой-то миг время, казалось, остановилось.
— Войдите… в самолет… — проговорил он, но, похоже, никто его не услышал. Он сделал вдох и собрался с силами, как генерал, обращающийся к потрепанному войску перед грядущим очевидным поражением: —
Ему показалось, что он кричит в каком-то мире, населенном парализованными людьми.
27
— Все спланировал Серджио Марини. Он не хуже меня знал о рискованности этого предприятия, но у него было… — Бланес на миг задумался, словно подыскивая точное слово. — Возможно, больше любопытства. Я, кажется, уже как-то говорил тебе, Элиса, что «Игл Груп» хотела, чтобы мы ставили эксперименты с недавним прошлым, но я отказывался. Серджио никогда не был согласен со мной в этом вопросе, и когда он увидел, что переубедить меня нельзя, однако сделал вид, что капитулирует. Наверное, мое присутствие в проекте было необходимо, так что передо мной ему пришлось притворяться, но за моей спиной он поговорил с Колином. Колин был молодым гениальным физиком, он создал «Сьюзан» и всячески хотел отличиться. «Это наш шанс, Колин», — наверное, сказал он ему. Они стали думать, как сделать все без моего ведома, и им пришла в голову прекрасная мысль: почему бы не использовать одного из студентов? Они выбрали Рика Валенте. Он идеально подходил для этой роли: выдающийся ум, масса амбиций, Колин знал его еще по Оксфорду. Сначала они, конечно, просили его о малом: чтобы он потренировался в обращении с ускорителем и компьютерами… А потом дали уже более конкретные инструкции. Он работал почти каждую ночь. Картер и его люди знали об этом и покрывали его.
— Этот шум в коридоре… — прошептала Элиса. — Эта тень…
— Это был Рик. Он предпринял и другой шаг, удивив Марини и Колина: завел отношения с Розалин Райтер, чтобы, если кто-то застанет его ночью разгуливающим по корпусам, подумали, будто он ходит к ней.
Элиса мысленно перенеслась в свою комнату на Нью-Нельсоне: она слышала шаги и видела, как в окошке двери скользит какая-то тень. И снова там стоял Рик Валенте, разглядывая ее с презрительной ухмылкой. То, что она теперь знала, очень хорошо увязывалось с ее представлениями о Рике: амбициозность, желание перепрыгнуть даже через Бланеса… Все это ему было свойственно так же, как мелочная игра с чувствами Розалин. Но
Жаклин, казалось, читала ее мысли. Она подняла голову и спросила:
— Но что же Рик такого сделал, чтобы произошло это?..
— Всему свое время, Жаклин, — ответил Бланес. — Мы еще не знаем, что именно он сделал, но я расскажу вам, что, как мы с Райнхардом думаем, случилось ночью в субботу, первого октября 2005 года. В ночь, когда умерла Розалин и исчез Рик.
Они снова сидели вокруг стола, и лампа очерчивала островок света в центре. Они устали и очень проголодались (за последние часы в их желудки попадала только вода), но Элиса практически не могла думать ни о чем другом — только бы слушать рассказ Бланеса. Она подозревала, что концентрация адреналина в крови все нарастает, и то же самое происходит со всеми остальными, включая бедного Виктора. А Картер все это время сновал из комнаты в комнату, отвечал на звонки и отсылал сообщения. Он попросил у Виктора удостоверение личности, объяснив, что, если тот хочет ехать с ними, ему понадобится
