Она моментально приняла решение.

— Надя, ты сказала, что ты в Мадриде, да?

— Да… Одна моя испанская подруга разрешила мне пожить на праздники в ее квартире… Но в пятницу я уезжаю, чтобы провести Новый год в Санкт-Петербурге с родителями.

— Тем лучше. Я сегодня за тобой заеду, и мы поужинаем в хорошем ресторане. Что скажешь? Я приглашаю. — Послышался смешок. Надя смеялась так же, как во времена их прежнего знакомства, — ее смех звенел таким же прозрачным и чистым колокольчиком.

— Хорошо.

— Но с одним условием: обещай мне, что мы не будем говорить о неприятных вещах.

— Обещаю. Мне так хочется тебя видеть, Элиса!

— Мне тоже. Скажи, где ты находишься. — Она открыла указатель улиц на своем компьютере. Надя была в районе Монклоа, она сможет добраться туда за полчаса.

Попрощавшись, она выключила телевизор, поставила нетронутую эскаливаду в холодильник и направилась в спальню. Снимая предназначенное для «игр» нижнее белье и пряча его в шкаф, она немного колебалась, потому что практически никогда не передумывала, когда ею овладевало желание «его принять». (Если он придет, а ты не готова… Если ты не будешь ожидать его, как должно…) Но от этого звонка и ужасного известия о смерти Колина в душе остался осадок из странных вопросов, на которые нужно было найти ответ.

Она выбрала комплект нижнего белья бежевого цвета, свитер и джинсы.

Она поедет к Наде.

Им нужно о многом поговорить.

Помигав, свет загорелся. Он шел из толстой люминесцентной трубки над зеркалом в ванной комнате и освещал все уголки, все щелки выложенных оранжевыми плитками стен. Однако Надя Петрова к тому же зажгла портативную пятиваттную лампочку на аккумуляторах и поставила ее на табурет рядом с душем. Без этой лампы она никуда не ездила, а в чемодане у нее было еще три фонарика.

Она была рада, что позвонила Элисе, хотя это было и нелегко. Несмотря на то что истинной причиной, почему она приняла приглашение хозяйки квартиры Эвы, было желание встретиться со старой подругой, она была в Мадриде уже неделю и решилась позвонить ей только после того, как узнала о смерти Колина Крейга. Но даже теперь у нее оставались сомнения. Не надо было этого делать. Мы дали слово не общаться. Однако ее угрызения совести облегчались сознанием безвыходности ситуации. Если раньше ей просто хотелось возобновить дружеские отношения, то сейчас ей было необходимо присутствие Элисы и ее советы. Она хотела услышать ее мнение о том, что Наде нужно было ей рассказать — слова Элисы всегда успокаивали ее.

Какое-то логичное объяснение — вот, что ей нужно. Что-то, что сможет прояснить происходящее.

Она пошла в комнату, где так же, как и во всем доме, горел свет. В конце месяца Эва схватится за голову, но Надя собиралась оставить ей какие-то деньги. Два года назад в Париже, в доме, где она жила, пропал свет, и она жутко испугалась. Те пять минут, которые длился сбой в подаче электричества, она неподвижно просидела на полу, сжавшись в комок. Она даже кричать не могла. С тех пор у нее было несколько портативных ламп и фонариков, которые она всегда держала наготове. Она ненавидела темноту.

Надя разделась. Открыв шкаф, посмотрела на себя в зеркало.

Зеркала с детства вызывали у нее беспокойство. Глядя в них, она не могла удержаться от мысли о том, что сейчас за ее спиной кто-то появится, из-за ее плеча неожиданно высунет голову какое-то существо, какая-то тварь, которую можно увидеть только там, во ртути. Но, ясное дело, это были беспочвенные страхи.

И теперь она тоже не увидела ничего странного, только саму себя: молочного цвета кожу, маленькую грудь, бледно-розовые соски… То же, что видела всегда. Или, может, не «всегда», но с уже привычными изменениями. Изменениями, которые, как она знала, произошли и в Жаклин, и, возможно, в Элисе.

Она выбрала одежду и посмотрела на часы. У нее еще было минут двадцать на то, чтобы принять душ и привести себя в порядок. Она голышом пошла в ванную, думая, что же скажет ее подруга об этих изменениях в ее внешнем виде.

Что она подумает, к примеру, о ее длинных волосах, окрашенных в черный цвет.