— Это была не она… и не солдаты.
— Почему ты так уверена?
— Потому что я
— Кого?
Лицо Нади застыло, превратившись в жемчужную маску.
— Я же сказала, что, когда услышала шаги, встала и вышла из комнаты. Я заглянула к Рику и к Розалин, но не увидела ничего необычного. Тогда я повернулась, чтобы заглянуть к тебе… и увидела мужчину. — Она стиснула руку Элисы. — Он стоял у твоей двери, спиной ко мне, лицо я разглядеть не могла… Сначала я подумала, что это Рик, и окликнула его, но вдруг поняла, что это не он… Это был кто-то незнакомый.
— Откуда ты знаешь? — в ужасе прошептала Элиса. — В коридоре света мало… а ты говоришь, что он стоял спиной…
— Просто… — Надины губы дрожали, ее голос превратился в полный ужаса стон. — …Я подошла и поняла, что на самом деле он
— Что?
— Я видела его глаза: они белые… Но лицо было пустым. У него не было лица, Элиса. Клянусь тебе! Поверь мне!
— Надя, на тебя подействовал вид этой женщины в Иерусалиме…
— Нет, я ее видела сегодня, а это случилось
— Ты об этом кому-нибудь рассказала? — Надя отрицательно покачала головой. — Почему? — Убедившись, что подруга не может ответить, Элиса добавила: — Я скажу тебе почему. Потому что в глубине души ты знаешь, что это был сон. Теперь, из-за Воздействия, он представляется тебе другим…
Похоже, это объяснение на Надю подействовало. Какой-то миг они смотрели друг на друга.
— Может, ты и права… Но это был кошмарный сон.
— Ты что-нибудь еще помнишь?
— Нет… Он приблизился ко мне и… По-моему, при виде его я потеряла сознание… А потом очнулась в постели…
— Вот видишь? — говорила Элиса.
Надя снова сжала ее руку.
— Ты правда не думаешь, что тут может быть
— Ты о чем?
— Кто-то еще… на острове.
— Это невозможно, — содрогнувшись, ответила Элиса.
— А если тут есть
18
Утром во вторник, 27 сентября, Элиса получила очень обрадовавшее ее известие. Его принесла миссис Росс (которая, по словам Марини, была «как налоговая» и «все про всех знала») во время второго завтрака. Дожевывая бутерброды, Элиса раздумывала, стоит или не стоит это делать, и представляла себе возможные результаты.
В конце концов она решила надеть длинные брюки. Может, это покажется глупым («по-детски», так сказала бы мать), но ей не хотелось появляться перед ним в шортах.
Подойдя к его кабинету, она услышала, как по клавишам порхают две птицы. Элиса кашлянула. Постучала костяшками пальцев. Открыв дверь, она поклялась себе навсегда сохранить в памяти образ ученого, сидящего за синтезатором: его лицо казалось перенесенным в его собственный рай, куда не было доступа даже физике. Она застыла на пороге, слушая музыку, пока он не кончил играть.
— Прелюдия первой партиты в си бемоль мажор, — сказал Бланес.
— Очень красиво. Я не хотела вас прерывать.
— Ладно, проходи и не говори глупости.
Хотя Элиса уже несколько раз была в этом кабинете, она почувствовала себя немного неловко. Ей всегда было немного неловко, когда она сюда входила. Отчасти это было связано с крохотным размером комнаты и большим количеством нагроможденных здесь вещей, среди которых была заполненная уравнениями пластмассовая доска, стол с компьютером и синтезатором и книжный шкаф.
— Я хотела вас поздравить, — пробормотала она, стоя вплотную к двери. — Я очень обрадовалась, услышав эту новость. — Элиса увидела, как он нахмурил брови и сощурил глаза, точно она невидимка и он вглядывается в воздух, чтобы понять, что за бестелесное создание с ним говорит. — Мистер Картер сказал об этом миссис Росс… — И внезапно, увидев, как он потирает губы, она подумала.
Бланес отвел глаза. Казалось, он утратил к разговору всякий интерес.
— Я просто… Как это называют?.. «Вероятный кандидат». Это каждый год повторяется. — И он завершил фразу аккордом, как будто показывая, что предпочитает дальше играть, а не болтать о ерунде.
— Вам обязательно дадут премию. Если не в этом году, то в следующем.
— Конечно. Дадут.
Элиса не знала, что еще добавить.
— Вы этого заслуживаете. «Теория секвойи»… увенчалась полным успехом.
— Неизвестным успехом, — уточнил он, глядя на стену. — Для нашего времени, помимо всего прочего, характерно то, что о мелких успехах знают все, о крупных — немногие, а об огромных — никто.