– Пгошу тишины! – выкрикнул карлик, изображая дурной французский акцент. – Сейчас вы увидите незабываемый бой кгасавицы с пгизгаком!

Прокатился вздох удивления. Как все-таки мало надо, чтобы дурить голову большому количеству народа. Ну, не будем о грустном…

Пока публика охала, перед нею незаметно опустился почти прозрачный занавес. Из зала его не видно, свет мешает. Не то что из-за кулис. Ассистент принялся старательно изображать барабанную дробь, будто перед расстрелом. Метнувшись в глубь сцены, Орсини вернулся с бутафорским мечом, выглядевшим как настоящий. И сунул в руку Агаповой.

– Пгизгак, явись! – завыл он.

Под сценой из неприметного люка включился проектор. На прозрачный занавес легло широкое пятно света, в котором обозначилась тень. Наверняка привидение… Так и есть. Призрак, похожий на вялый мешок, ожил и медленно двинулся как бы на женщину. Самые нервные зрительницы отчаянно закричали (а может – специально научены, с фокусника станет).

– Бейся, кгасавица!

Агапова стала послушно тыкать воздух бутафорской палкой в фольге, но зрители видели, как меч проходит сквозь призрак. Долго выносить такое издевательство нежить не смогла и рухнула сдувшейся тряпкой. А кому понравится, когда за здорово живешь мечом дырявят. Зал затих. Орсини вывел на подмостки храбрую даму, прозрачный занавес между тем незаметно скользнул вверх. Все потонуло в громе рукоплесканий. Фокус удался.

А сыскная полиция чуть не лопнула от гнева.

Отпустив Агапову и собрав все букеты в охапку, счастливый Орсини направился к кулисе. Тут ему преградили дорогу.

– О, нет! Я не даю автографов! – отмахнулся он, не поднимая головы, и вдруг учуял неладное. – Что вы здесь делаете? Почему за кулисами посторонний? Кто пустил? Посторонним здесь нельзя! Вы из газеты? Какое безобразие! Где полиция?

– Уже здесь, – холодно обрадовал Родион.

Фокусник еще пытался возмутиться:

– Что это значит?

– Сыскная полиция. Чиновник для особых поручений… Чиж Антон Иванович.

Орсини резко изменился в лице, заулыбался, сообщил, как ему приятно, и спросил, любит ли господин Чиж фокусы.

– Нет, не люблю. Желаете говорить в участке или пройдем к вам в гримерную?

Конечно, фокусник пригласил в гости. Но тут откуда ни возьмись, не хуже призрака возник Лебедев, за которым следовал молчаливый паж с фонарем.

– Ванзаров, тысяча дохлых баб! – закричал он. – Вы ошиблись, слово даю. Ваша логика ни на что не годится. Я обшарил эту вонючую дыру, и хоть бы капля крови. Думайте, что делать дальше!

– Как раз разговариваю с важным свидетелем…

– Где свидетель? – Лебедев честно обернулся, но со своего роста упустил великого Орсини.

Фокусник нервно захихикал.

– А, вот вы где прячетесь… – И Аполлон Григорьевич постучал в цилиндр. – Вылезай, грибок, иди в кузовок.

Давненько любимец публики не испытывал такого шока. И поделом, нечего людям голову морочить.

– Вам дама знакома? – спросил Родион, чтобы быстрее сменить тему.

Пребывая в глубокой печали, Орсини не понял вопроса.

– Та, что с призраком билась.

– Ах, эта… Нет, впервые вижу. Номер рассчитан на случайную персону из публики.

На этот счет чиновник полиции держался другого мнения, но спорить не стал. Не до мелких препирательств сейчас.

– А где ваша ассистентка? – спросил он.

– Вам-то она зачем?

– Отвечать, когда спрашивает сыскная полиция! – строго сказал Лебедев.

– Да! – вдруг взвизгнул Коля. Звук этот вылетел от долгого воздержания, как пробка из взболтанной шипучки. На фоне Орсини даже Гривцов почувствовал себя великаном, и вот – не сдержался. В ужасе Николя снова зажмурился (видно, детская привычка) и прижал к груди фонарь. Но когда раскрыл один глаз, Лебедев добродушно показал, как отрезает большим пальцем язык. Но увлеклись мы… Орсини и так на все готов.

– Да откуда мне знать! Мерзкая девчонка! Мало того, что на репетицию не явилась, так еще представление пропустила. Я один на сцене кувыркался! Вот только явится, я ей задам! Выпороть мало! На куски порву!

Пришлось спросить, часто ли такие фокусы выкидывает ассистентка.

– Еще чего! Живо бы вылетела на улицу!

Из чего следовало: такое случилось впервые.

– Ее зовут Вероника Лихачева? – уточнил Родион.

– Откуда вы узнали? Это имя на афишах не печатают.

– Она собирается участвовать в конкурсе красавиц…

– Она собирается! – передразнил Орсини. – Это меня пригласили участвовать!

– Неужто как красавицу? – расплылся Лебедев в улыбке.

Фокусник тщательно сделал вид, что пропустил мимо ушей.

– Буду показывать новейший номер. Премьера! О, обещаю вам: это подлинное чудо! Публика еще такого не видела! Волшебство и фурор!

– Что-то с летающими частями тела?

– Не скажу! Я держу фокус в страшной тайне. Это сюрприз. Могу лишь намекнуть, что в нем примет участие победительница конкурса!

Лебедев зааплодировал над головой маэстро. Но Ванзарову было не до того:

– Значит, госпожу Лихачеву не видели целый день?

– Пусть только вернется, я ей устрою. Придушу собственными руками!

– Лучше зарезать, – посоветовал добрый криминалист. Видно, тоже фокусы не любит. Или два великих специалиста, каждый в своем роде, не могли ужиться на одном клочке закулисья. Тесно гениям друг с другом. Вот и толкаются.

Орсини испуганно уставился на гиганта.

– Что?

– Говорю: чик по горлышку – и в прорубь.

– Аполлон Григорьевич!

Криминалист был сама невинность:

– Что, господин Ванзаров?

– Позвольте! Вы же представились как… – начал фокусник. Но его заткнули. И потребовали показать личные вещи Лихачевой, а лучше ее гримерную. Ох уж эта сыскная полиция!

– Не велика птица свою гримерку иметь, у меня в углу местечко выделил, и на том спасибо! – Кажется, Орсини был горд собой.

Гримуборной, как это называется в театральном мирке, служил маленький закуточек рядом со сценой. Стол с мутным зеркалом и яркими свечами, вешалка со сценическими костюмами, яркими и вызывающими, то есть – дамскими, и крохотный диванчик. В углу действительно уткнулся крохотный столик с флакончиками и баночками, явно для барышни. Сделав бесцеремонный обыск, Ванзаров вытащил теплое пальто до колен с меховой оторочкой, яркий платок и меховую шапочку с вуалеткой.

– Это ее вещи?

Орсини искренно был озадачен:

– Ничего не понимаю. Куда она в «Помпеях» делась? Не могла же уйти без одежды в такой холод…