– По-моему, ты сегодня слишком задумчив, дорогой.

– Да, так и есть.

Ты вспоминаешь о тревожном сообщении, полученном сегодня утром: 'Убийца, у тебя руки в крови'. Какой убийца? Какие руки, в чьей крови? Кто послал тебе это сообщение? Как ему удалось проникнуть в сеть секретных коммуникаций Тайной палаты? Ты не знал, насколько серьезно это сообщение, и решил игнорировать его до возможного появления нового послания. И теперь неуверен, правильно ли поступил, никому о нем не сообщив. Ну и ладно. Чертов шеф становится настоящим параноиком, когда речь идет о безопасности.

Карла протягивает тебе стакан с виски и усаживается рядом. Застигнутый врасплох ее красноречивым взглядом, выражающим желание, ты кладешь руку на ее левое бедро, такое податливое. Она прижимает свои губы к твоим и ловко приоткрывает их своим горячим языком. Испуганный и дрожащий, ты позволяешь ей это. Так же все было и в первый раз. Ты привел ее в пансион, заплатил за комнату, помог устроиться; и уже хотел уйти, как вдруг ваши губы встретились, и ее внезапная атака заставила тебя упасть на кровать. Руки Карлы в одно мгновение раздели тебя. Только потом, когда ты зашел к ней на следующий день, ты сообразил, каким образом она зарабатывает на жизнь, чем был вызван гнев ее родителей, но было уже поздно.

– Тебе нравится так? Ты так напряжен, дорогой.

Надо бы поправить ее: ТЫ слишком напряжена. Встречи с Карлой – твоя попытка убежать, как не раз говорил тебе психолог; причем речь идет о некоем условном побеге. Любовные фантазии одолевают тебя, когда ты находишься в самых неподходящих местах. Ты должен прекратить это и понять, что разум и тело равно участвуют в твоей жизни. Ты не можешь быть не тем, кто ты есть на самом деле; даже фотографируясь, ты всегда стараешься встать боком, опустить глаза в пол, будто пытаясь сделать так, чтобы тебя не заметили.

– Если не хочешь терять время, ты не должен постоянно думать о своей жене.

'Время' – эта невыносимая нечеткость произношения 'р', по крайней мере в этом слове. Да, она серьезно вошла в роль девушки из Калифорнии.

– Я уже несколько лет о ней не думаю.

Странно, но это так: вот уже два месяца ты регулярно встречаешься с Карлой и ни разу не почувствовал себя неверным Рут. Лишенный сексуального желания брак превратился в спокойную дружбу. Она занимается своими делами, ты – своими; ваши разговоры – не более чем плод общности интересов; спать вместе – для вас теперь не увлекательное приключение, а просто унылая докука.

Карла расстегивает твою рубашку и брюки, играя с ширинкой, – какие ловкие у нее руки. Твои носки падают на пол и образуют букву X. Ты полностью раздет, и зеркало на потолке безжалостно искажает твой облик. Неужели это твое: эти худые ноги, непропорциональная грудная клетка с остатками мышц… А сколько морщин на лице… Годы не проходят бесследно.

Она уже почти сняла мини-юбку, но ты останавливаешь ее: 'Постой, не нужно снимать с себя все, я нарочно просил тебя так одеваться'. У нее пустой взгляд, три родинки на щеке и препротивная манера разговаривать: 'Дарлинг, сюда… Дарлинг, туда…' Черт бы побрал это 'дарлинг'! Она наклоняется над тобой и ласкает твой член. Нежные покусывания, скользящий язык… Ты позволяешь ей продолжать ласки, но, пока ока делает свою работу, не перестаешь думать о человеке, расшифровавшем 'Пурпуру', и об анаграммах Бэкона в сонетах Шекспира. (Например, если к двум последним строкам эпилога к 'Буре' – As you from crimes would pardon't be / Let your indulgence set me friend[19] добавить букву 'А', можно составить следующую анаграмму: Tempest of Francis Bacon, Lord Verulam / Do ye ne'er divulge me ye words.) Действительно ли ты влюблен в Карлу, или необходимость привела тебя к ней? Ты этого не знаешь. Сидя в своем офисе в Архиве, ты начинаешь вспоминать часы, проведенные с Карлой, и мечтаешь о новой встрече с ее телом. Ты снимаешь деньги со своего счета, чтобы она могла платить за пансион, покупать одежду; в конце концов, для того, чтобы у нее не было необходимости встречаться с другими мужчинами (но ты подозреваешь, что твоих средств недостаточно, чтобы обеспечить ее абсолютную верность). Однажды, втайне от Рут, ты даже оставил ее ночевать в своей 'тойоте'. Твои визиты в Золотой Дом стали ежедневными, и приходится изобретать все новые оправдания опозданиям к ужину. Ты не бросил ее даже после того, как обнаружил подозрительные следы на сгибе ее локтя: эта улыбчивая проститутка кололась! По простоте своей, раньше ты не придавал значения внезапным переменам ее настроения, бессмысленному взгляду, легкому подрагиванию подбородка… Ты прямо спросил ее об этом – она в тот момент сидела верхом на тебе. Перестав двигаться, Карла в нерешительности замерла и вдруг горько разрыдалась. Всхлипывая, она рассказала, что не может обойтись без метадона. Она делала все, что могла, чтобы избавиться от этой напасти, но ничего не получалось. Она начала заниматься проституцией, потому что влезла в долги. 'Пожалуйста, помоги мне', – умоляла она и такой казалась еще больше похожей на твою дочь. Ты гладил ее щеки, залитые слезами. Спросил, что такое метадон, как он действует, и наконец понял, на что уходили твои деньги. Следы от уколов на ее руке образовывали крест. Ты не религиозен, но в тот момент подумал о боге. Ты обнял ее и принялся утешать: ты поможешь ей, не оставишь одну.

Звонит твой 'Эриксон'. Он звонит и звонит. Карла продолжает ласкать твой член, и ее лицо выражает обеспокоенность, когда ты вдруг прерываешь ее. Звонят из дома, ты видишь номер, который высветился на экране. Чуть позже, когда ты уже готов и кончаешь, ты вспоминаешь свою дочь, свою обожаемую Флавию, и наконец понимаешь, кому ты действительно неверен.

Флавия с матерью ужинают при слабом свете свечей, лица их озабочены. Отец снова задерживается, говорит, что у него много работы; видимо, он решил, что семейные традиции можно нарушать по собственному усмотрению. Иногда ей хотелось взять ужин к себе наверх, но он неизменно запрещал это делать: единственное правило, которое всегда соблюдалось в их доме, – это совместный ужин, когда вся семья собирается вместе, соединенная незримыми узами.

Рут роняет бокал с красным вином на белую скатерть. Безучастно смотрит на расползающееся темное пятно. Кланси, лежа на ковре у ног Флавии, встревоженно поднимает голову и засыпает снова.

– Ты в порядке? – спрашивает Флавия, отпивая глоток лимонада из гуараны и без аппетита ковыряя вилкой в тарелке с макаронами.

– У меня был не слишком хороший день. Ты совсем не занимаешься. Учи хотя бы то, что тебе дается. Но ты же не делаешь ничего. Оценки плохие и с каждым разом все хуже. Не учеба, а пустая трата времени.

– Это точно. Не знаю, как нас еще терпят преподы.

У Рут уже появились седые волосы. Флавия знает, что ее проблемы не ограничиваются сегодняшним днем. Мать уже давно тянет весь груз внутренних конфликтов и противоречий. У нее появился кашель, от которого стекла в доме дрожат (Флавия вспоминает сцену в одном из своих любимых фильмов: 'Беги, Лола, беги'). Втайне от всех мать выпивает все чаще и чаще. Их служанка Роза обнаружила в гараже целую батарею пустых бутылок из-под водки (отца она убеждала, что пьет воду). Как объяснить маме, что она может довериться ей, что она постарается понять ее? Барьеры сломать невозможно. То же самое – с отцом. Взрослые живут в мире, где все – по-другому. Неужели в один прекрасный день и она перешагнет эту невидимую границу и превратится в еще одного человека, неспособного понять молодых?

– Несколько дней назад у меня начала идти кровь из носа. Сначала это меня не беспокоило. Но это повторилось несколько раз. Сегодня я ходила к врачу, и мне сделали полное обследование, эндоскопию. Думают, что это из-за вены у меня в носу. Что-то с ней не так. Скоро врачи сообщат окончательный результат.

– Папа знает? – Тон слишком беззаботный. Надо было проявить больше заинтересованности, ведь она знает, как мнительна ее мать.

– Он не знает ничего, что происходит в этом доме. Не думаю, что ему это интересно.

– Это неправда.