– Метров триста, не меньше.
– Не пробиться. Лед толстый.
– Может, под перехватом новый свяжем? Смотрите, какой тут пихтач…
– День потратим, а через два-три километра такой же сюрприз.
– Что ж делать?
Эх, Казыр, Казыр! Ну, скажи, как быть-то? Назад ходу нет. Справа и слева – заснеженная тайга, неприступные хребты, гольцы в облаках. Впереди – лед. Мешок, ледяной мешок…
НЕ БЫВАЛ ДЖЕК ЛОНДОН В СИБИРИ
Жаль только, что быстро идти нельзя: устали мы сильно… Но все-таки пойдем вперед до последней возможности.
Кошурников ушел на ледяной перехват. Ребятам казалось, что он движется слишком медленно. Вот добрался до конца ледяного поля, постоял у кромки, направился к берегу.
– Переживает, – сказал Костя. – Есть от чего…
– Бывал он в переплетах, видел всякое.
– Да нет, все равно переживает.
– Если переживает, – сказал Алеша, – то только за тебя.
– Почему за меня? – повысил голос Стофато. Подошел Кошурников.
– Нет, ребята, крепко сковало реку. Закурим?
– Я не буду. – Алеша глубоко втянул носом воздух, прохрипел: – Сказал – все!
– Пропадем мы тут, Михалыч, – сказал Костя и сразу осекся, поджал губы: промашку дал.
– Вот что, Костя, – Кошурников нахмурился и выразительно посмотрел на товарища, – будем считать, что ты этого не говорил.
– Хорошо, Михалыч, будем так считать, – тоже насупясь, сказал Стофато. – Но что делать?
– Сейчас, ребята, остается одно. – Кошурников курил частыми затяжками. – Захватить еды и дуть пешком. На погранзаставе будем дней через пять. Как считаете?
– Пошли, – сказал Журавлев. – Где наша не пропадала! Только вот в ботинках моих по снегу не особенно приятно идти будет.
– Какое там приятно! Они же у тебя совсем сгнили, – уточнил Костя. – У меня хоть валенки есть…
Имущество сортировали молча. Только Алеша вступил с Кошурниковым в перебранку.
– Не возьму я ваши пимы!
– Возьмешь. Твои ботинки совсем пропали.
– Это вы называете пропали? В них до Москвы топать можно. Посмотрите лучше на свои сапоги. – Алеша говорил с усилием, лицо его напряглось.
– А я приказываю! – оборвал разговор Кошурников.
И уже тронулись с места и полезли в черные скалы, преградившие путь, а Журавлев, вышагивая впереди в новых валенках Кошурникова, все хрипел под нос:
– Тоже мне! Пропали! Шпагатом замотать, и порядок. Тоже мне…
– Замолчи! – крикнул сзади Костя. – Надоел.
Кошурников шел замыкающим и все оглядывался назад, где на корневище упавшего от бури кедра остались их вещи. Он вспоминал всю историю экспедиции, мысленно представляя карту. Начиная от Новосибирска их путь лежал по замкнутому четырехугольнику. Одна его сторона была преодолена в поезде, другая – на самом современном виде транспорта – самолете. И только главный маршрут экспедиции: Покровский прииск – Тофалария – погранзастава – Абакан, потребовал древнейших средств передвижения. Сначала ехали в пароконной повозке, потом верхом на оленях, долго плыли на плотах, а сейчас вынуждены были перемещаться «на своих двоих».
Кошурников ясно увидел на карте Сибири тоненькую жилку, что тянулась из Саян к западу, – Казыр, и три крохотные точки, которые совершенно незаметно для глаза двигаются по направлению к Абакану. Что их ждет впереди? Когда они дойдут? Неизвестно.
Идти было тяжело. Изыскатели, скорее, не шли, а карабкались по крутому косогору, покрытому горелым лесом.
– Зря мы, наверно, левым берегом, – обернулся Костя. – Тут и шею свернуть недолго.
– На правом берегу делать нечего, – возразил Кошурников. – Трасса здесь ляжет. Да и хочется посмотреть левую террасу возле Базыбая. А на той стороне, Костя, то же самое…
Алеша не оборачивался, осыпал и осыпал впереди мелкие камни. Молчал он и на отдыхе, когда товарищи курили. Пошел снег, но Алеша не поддержал и разговора о погоде. Наверно, ему было очень трудно говорить.
Снег то начинался, то переставал. Но под белым пухом камни уже не различались, и ноги ступали неуверенно.
– Бить меня надо, – сказал Костя вечером, когда они расположились у костра. – Пятки-то у моих пимов того. А будь бы дратва сейчас…
