Хоть живы все, включая Шамиля!
Не знаю я, по-своему ли, так ли,
Еще пока до школы и до книг,
Мальчишке мать рассказывает в сакле
Про Шамиля и, значит, про Гуниб.
Огнем горя, глазенками сверкая,
Внимает сын про доблесть давних сечь.
Зачем же мать внезапно замолкает
И на другое переводит речь?
Рассказ нарушен. Песня не допета.
Кипит обида в сердце у мальца.
Как объяснить, что у легенды нету
Единственного, нужного конца.
И как не тереби мальчишка хваткий,
Как не реви и сколько слез не лей,
Что не погиб Шамиль в последней схватке,
Что сдался он — не выговорить ей.
Какой пример! Наглядно видим все мы,
Насколько роль поэта высока.
В блестящую и славную поэму
Навеки вкралась слабая строка.
НЕГЛИНКА
Пусть не размашисто, не длинно,
Но все же в птичьих голосах,
Текла себе река Неглинка
В зеленых, смешанных лесах.
Там дуб, там ель, там кустик тала
Гляделись в воду без труда.
Когда ж сосна преобладала,
То медной делалась вода.
В ней, розоватой на закате,
Все было видно до земли —
И голавли на перекате,
И пескаришки на мели.
Смыкались над водой вершины
И создавали мрак и тень.
Зато фонарики кувшинок
Светили ярко целый день.
Стрела щуренка из засады,
Коряги, заросли осок,
Стрекозы в радужных нарядах,
В дрожащих зайчиках песок,
Да пена белая, как вата,
Да птичьи мелкие следы,
А там, где глина красновата,
Свисали корни до воды.
То звезды высыпят над нею,
То синим куполом — зенит.
То тихим омутом темнеет,
А то по камушкам звенит.
Так и жила себе Неглинка,
Не знала горя на веку,
Текла неторопко, не длинно,
Впадая в большую реку.
И не ждала б судьба лихая
Речонку с мохом и травой,
Когда бы та река другая
Не оказалась вдруг Москвой.
Где цвет черемухи душистой,
Где блики утренней зари?
Где отраженный месяц чистый,
Где соловьи, где пескари?
Домов кирпичные громады,
Земля асфальтом залита,
Машины, вывески, ограды,
Киоски, рынок, суета.
И только улица Неглинка
Напомнит вам наверняка,
Что, по преданиям старинным,
Когда-то здесь текла река.
Текла, была и — ни приметы,
Ни берегов, ни дна, увы.
Ну что ж, была, а нынче нету
Среди разросшейся Москвы.
Как и стогов нет на Остоженке,
