сознания...
– Кто, подруга? – заорал он в трубку.
– И подруга практически тоже, Павел Петрович. Только подруга, в отличие от пострадавшей, не беременная. Скорее приходите, пожалуйста. Я уже сказала разворачивать операционную и вызвала анестезиолога.
– Иду.
Когда было действительно надо, он мгновенно материализовывался в нужном месте вверенного ему родильного дома. И «действительно надо» от «надо постольку-поскольку» отличал надпочечниками. И в случае «действительно надо» даже орать переставал, переходя на сдержанное ворчание.
– Что тут? – он зашёл в родовой блок. Двери операционной уже были открыты, операционные сёстры и санитарки уже деловито суетились, распаковывая операционные наборы белья и инструментов.
– Пал Петрович, предварительно всё та же отслойка. Но уже низко расположенной плаценты. УЗИ показывает краевое с тенденцией чуть не к предлежанию. Точнее определить не удалось. Разрешающие способности портативного аппарата ограничены, а транспортировать её лишний раз в таком состоянии я не решилась. Сердцебиение плода глухое. Выраженная брадикардия.
– Ясно. Почему ещё не моетесь, Софья Константиновна!
– Павел Петрович, я ждала вас.
– А если меня не будет! Если я ногу сломал на лестнице, пока к вам бежал, или вообще на дачу еду?! – внезапно заорал начмед. – Тоже будете тут святую безответственную невинность изображать? Учитесь принимать ответственные решения за жизнь и здоровье, вашу мать!
Софья дослушивала его, уже запрыгивая в операционную пижаму.
– Сонь, – вдруг неожиданно уставшим человеческим голосом окликнул её начмед. Так он называл её крайне редко. За всё время, что она проучилась-проработала в родильном доме, на пальцах одной руки пересчитать. – А что у неё морда такая синяя? Лицо-то ей кто разбил?
– Муж. Бывший муж, – уже намыливая руки по локоть щётками и хозяйственным мылом, так же спокойно сказала Софья Константиновна. – Если коротко, то – есть не поделенный до сих пор ребёнок от первого брака. Мать бывшего даже как-то его выкрала. Два года судились. Я не особо поняла, в чём там суть да дело, – некогда было расспрашивать эту тоже слегка не в себе подругу. Примерно так: девочке от первого брака – той самой, что они всё не распилят, – сегодня исполнилось семь лет. И органы опеки позволили отцу повидаться с дочерью. Не только позволили, а настоятельно матери порекомендовали. Поскольку процесс вялотекущий с периодическими всплесками встречных исков со стороны родителя, то мать, – Соня кивнула головой в сторону операционной, где как раз в этот момент дюжая санитарка и анестезиолог перекладывали на стол пациентку, – согласилась. Договорились, в каком кафе и во сколько состоится встреча дочери с отцом. В присутствии матери, разумеется. Та для подстраховки взяла подругу.
Романец внимательно и молча слушал, тоже уже переоблачившись и моясь. Софья, надев операционный халат, переместилась из предбанника в операционную и, обработав руки хлоргексидином, начала обкладывать бельём операционное поле, ловко скрепляя мягкими щипцами края «окошка».
– И?
Романец последовал за ней, обработал руки, моментальным движением споро всунул их в подставленные операционной сестрой перчатки.
– Реаниматолога вызвали? – спросила Софья Константиновна дверной проём за анестезиологом.
– Уже здесь! – бодро отрапортовали оттуда.
– Так заходите! – рявкнул начмед. – А где этот?.. Интерн? Пусть посмотрит, раз не помылся.
– Я решила, что тут нам лишние руки ни к чему, – извиняющимся скорее перед интерном, чем перед Павлом Петровичем тоном прокомментировала Соня и раскраснелась. Ей и правда было стыдно.
– Решила она. Давно сама такая была? – пробурчал Романец. – А теперь «решает» она. А кто после нас с тобой? Кролик Кику?!
– Работаем, – коротко сказал анестезиолог.
И пять минут тишины...
И потом ещё десять. Кровоточащая дряблая матка. Еле попискивающий, извлечённый прежде младенец.
Романцу и Заруцкой даже разговаривать друг с другом не надо было. Столько лет у одного стола. Все или почти все ситуации не по одному разу отрепетированы. Все без исключения собачки давно уверовали в то, что репетиция закончена – и перед ними живая искренняя работа, как бы ни ненавидели друг друга за кулисами партнёры. Никаких окликов и комментариев, пока матка – истекающая кровью, как действующий взбесившийся вулкан лавой, – не будет ушита. Или удалена. Нет, на сей раз ушита.
– Плазма? – тихо-тихо спрашивает Романец.
– Второй флакон пошёл, – так же тихо отвечает анестезиолог.
– Пусть дежурный закажет кровь, – Романец.
– Я уже распорядилась, как только она поступила.
– Умница, – Соне. – Тестируйте, капайте! – в дверной проём.
– С биологической пробой? – голова дежурного врача в проёме.
– Нет, с гипертонической клизмой! Вы что, идиот? Разумеется, с биологической. – Романец.
– В реанимацию! – наконец-то неонатолог-реаниматолог.
– Жилец? – Романец.
– Вытянем! – неонатолог.
Ещё пять минут тишины.
– Гемодинамика стабильная, – анестезиолог. – Антибиотики, сокращающие, фраксипарин.
– И? – совсем другой тон Романца. Извержение вулкана прекратилось. Все будут жить. Хотя некоторое время будет падать пепел...
– Она подругу взяла для подстраховки, а бывший супруг явился с маменькой, – продолжила Соня рассказывать анамнез поступившей, как будто и не было только что этих двадцати минут на грани. Руки хирурга и ассистента между тем слаженно продолжали работу. Руки операционной сестры работали, как отлаженный часовой механизм. – Бабушка увидала отобранную у неё, а вовсе, кстати, не у отца, внучку и бывшую невестку – и давай её, женщину, дубасить руками и чем подвернулось – по голове, и по лицу, и куда придётся. Девочка, естественно, закричала. Какой ребёнок не испугается, когда маму бьют? Отец же, вместо того чтобы всё это прекратить, ещё и добавил бывшей супруге – та, естественно, встала, когда её начали мутузить, – ногами по животу. Кунгфуист хренов. Орущую девочку они сгребли в охапку, вынесли из кафе и, запихнув в машину, укатили. Подруге досталось так... По касательной. Подбежавшие официанты вызвали милицию и «скорую». Вот всё, что я знаю со слов подруги.
– Да, нехило ребёнок отпраздновал семилетие. На всю жизнь запомнит, – Павел Петрович вздохнул. – А эта-то замужем?
– Со слов подруги – да.
– Господи, что же вас, баб, заставляет за мудаков выходить и выходить, выходить и выходить! – нервно пробурчал Романец.
– Почему за мудаков?
– Софья Константиновна, если муж отпускает беременную жену с ребёнком от первого брака в кафе к бывшему мужу, зная всю предысторию, суды-муды и так далее, то кто он?! Скажите мне, кто он?!
– Согласна, Павел Петрович. Согласна, – Соня даже улыбнулась начмеду. Он не заметил. Потому что они были в масках и головы их были склонены в рану.
– Мудак! Мудак и есть! Тот, кто свою бабу отпускает в мало-мальскую опасность одну-одинёшеньку, – мудак! – никак не мог успокоиться заместитель главного врача по лечебной работе.
Ушив брюшину, он с треском сорвал перчатки.
– Ушивайтесь с операционной сестрой, Софья Константиновна. В следующий раз будете знать, что такое «лишние руки»!
