А потом она очень устала от жизни в северных широтах и девять месяцев прожила в каких-то тёплых странах – на деньги, разумеется, родственников. Причём всех вместе взятых – и бывших, и текущих. Размеры долевых вкладов участия автору неизвестны, да это и неважно. Потому что у автора (да и у любого здравомыслящего человека) вызывает восхищение такое умение Саши Сорокиной манипулировать мамами, папами, мужьями и вообще любящими тебя людьми. Такой очищенный гений потребления приводит автора в состояние священного трепета и безмерного уважения перед счастливчиком, наделённым господом подобного рода натурой. Автор бы и сам хотел считать, что все ему по жизни должны лишь по факту его, авторского, рождения, а авторский маникюр (ёлки! когда автор последний раз маникюр-то делал?!) приоритетней, предположим, ургентной госпитализации близкого человека в интенсивную палату отделения кардиологии. Хотел бы, очень хотел! Но не дано ему, сирому, такового гения, хотя – видит бог! – автор пытался развить свой скромный эгоистический талантишко в подобный феномен упорным трудом. Но на выходе ничего, кроме упорного труда, не осталось, и автор, как и прежде, полагает, что совсем уж завираться во все стороны грешно, чрезмерно эксплуатировать любовь ближнего – гадко, а «по Сеньке – шапка!» – сквозной закон бытия.
Но и на старуху бывает проруха. И на любого Моцарта потреблядства найдётся свой заказчик Реквиема.
В тёплых странах ещё не разведённая, но активно оглядывающаяся вокруг (ради радости общения, разумеется!) Саша Сорокина познакомилась с соотечественником – молодящимся мужичком изрядной потасканности. Он был не так фигурист, как первый. И не так интеллигентен (никогда не путайте интеллигентность с образованностью, несмотря на то что они давно и прочно считаются контекстными синонимами), как второй. Он не был красив или хотя бы мало-мальски привлекателен. Невысокий. Обритый налысо не для уменьшения сопротивления стихиям, а лишь по факту помощи самой природе, решившей, что этой голове волосы ни к чему (ну и потому что верил, что, сбрив волосы, можно избавиться от накопленного совестью – или её подобием – кармического негатива). Жиденькая бородёнка клинышком, слюнявые губы, мутная татуировка на дряблом плече, впечатление общей засаленности. Масса деревянных бусиков, зодиакальных знаков, амулетов и оберегов делали его похожим не то на серфингиста на пенсии, не то на персонажа фильма «Мумия», носившего на шее и крест, и полумесяц, и могендовид «на всякий случай» (и помнится, последний ему помог. Что правда – ненадолго, и вовсе не из-за символа как такового).
Странно, как наша всеобщая любимица Сашенька Сорокина вообще обратила внимание на данный персонаж, очень странно! Он, даже если и имел материальные средства (а по всей видимости, имел, потому как на что же жил в тёплых странах здоровый мужчина, более уместный на какой-нибудь службе, если уж не на работе), то тщательно это скрывал. Если из местной русскоязычной колонии шли в ресторан компанией, то мужичонка сей всегда лопал больше всех, умудряясь ни за что не заплатить. Зачем? Всегда найдётся мужчина если не побогаче, то помужчинистее, который всё и оплатит. Резонно? А то! Но Саша, что нехарактерно для её наблюдательности за чужими кошельками и повадками, как-то выпустила из виду сие обстоятельство! Возможно, потому что мужичонка в бусиках – Ярослав Иванович (по кличке «Кришна») – с ходу запудрил хоть и ясные, но такие же неглубокие, как лазурная лагуна, Сашенькины мозги словами «веды», «йога», «тантра» и прочими «кундалини». Видимо, крепко дремала в Сашенькином теле первобытная
Впервые совокупившись с Сашей Сорокиной, Ярослав Иванович объявил себя, ни много ни мало (или ни больше, ни меньше?), эгрегором и, уходя из её бунгало, оставил ей не букет цветов, не мороженое и не хорошенький сувенирчик, а изданный на поганой бумаге эзотерический словарь. И наша умница Саша, вместо того чтобы поразмыслить, отчего это она, как последняя лохушка, отдалась задарма, немедленно прочитала, что:
И тут же почувствовала себя просветлённой, потому что не просто так, от скуки, трахнулась с потным несвежим мужичком, а вроде как занималась любовью с энергетической конструкцией! И хотя видала она... х-м... энергетические конструкции и потолще, и подлиннее, и поумелее, но всё-таки чудак не просто так, на букву «м», а включающий в себя «эманации». Хотя и лишённый «монад». Это хорошо, потому что про презерватив он не вспомнил, а она забыла.
Хихикнув и закурив, Саша продолжила листать книжонку. Ага, монада, на «эм»:
«Х-м... Если он эгрегор и, значит, лишён монад, так он что, не существо? В нём нет активной духовной субстанции? И он не реализует процесс познания самого себя?.. Чушь какая-то!» – подумала Саша и пошла в душ, решив, что она погорячилась, связавшись со всеми этими странностями. Ну и пусть. Можно подумать! Не он первый, не он последний, и пусть мозги кому-то другому пудрит.
Но Ярослав Иванович Кришна почему-то решил пудрить мозги не кому-то другому, а именно Сашеньке Сорокиной. Видимо, такова была её монада, предполагающая неминуемое развитие этого аттракциона.
Через месяц он уже обедал в обществе обоих Сашенькиных мужей, прилетевших с сыновьями, дабы последние свиделись с маменькой. За обеды платили, разумеется, мужья. По очереди, каждый раз оспаривая это право друг у друга. Ярослав Иванович никаких прав на оплату счетов не оспаривал и с блаженной улыбкой набивал пузо морепродуктами и всякими иноземными капустами, фыркая носиком на всё, что противоречило аюрведической системе питания. Автор не силён в аюрведе, но думает, что это очень разумная система и, вероятно, подошла бы и самому автору, потому что Ярослав Иванович вполне себе стаканами пил неразбавленное виски, джин без тоника и водку без закуски.
Мужья улетели, оставив Сашеньке младшенького. Ярослав Иванович переехал в оплаченное мужьями бунгало, обвесил младшенького Сашиного сына бусиками и под страхом реинкарнации в крокодила запретил Саше кормить его мясом.
Через месяц Саша Сорокина, крещённая православным священником рабой божьей Александрой, наизусть знала, что:
