– Мама! – перебив, ахнула Пупсик, уставившись на проявившийся результат. И, кажется, в данном случае сей возглас значил не обращение, а удивление, оторопь и прочие нарицательные применения этих двух слогов.
– Что? Да?!
– Да! – отчаянно вскрикнула Пупсик.
– Чёрт! Проспорила!.. Так я не пойму, ты что, не рада?
– Рада, конечно же, но я только что подписала контракт на съёмки в одном сериале, причём в роли, совершенно не предполагающей подобного положения.
– Под тебя, под твоё имя любой сценарий перепишут! – с уверенностью сказала хорошо знакомая с подобными делами мама. – Кого ты там играешь?
– Следователя прокуратуры, – уныло поведала Пупсик. – Ты где-то видела беременного следователя прокуратуры?
– Я даже небеременного следователя прокуратуры не видела, тьфу-тьфу-тьфу. Только генерального прокурора в компании с Вованом. И – знаешь? Он вполне бы мог сыграть беременного! – хохотнула знаменитая мама и налила себе на два пальца виски. – Когда сообщишь Алексею Михайловичу?
Пупсик ничего не ответила маме, потому что побежала в туалет и пробыла там достаточно долго.
Ранний токсикоз быстро минул. Алексей Михайлович был очень доволен. Мама снова предпочла на некоторое время стать малознакомой женщиной-мамой – мавр сделал своё дело, теперь мавр может делать только свои дела. Родная няня стала агрессивной, как Мамушка Скарлетт О’Хара, разгоняла дым на съёмочной площадке и шипела на любителей обсценной лексики, хотя в доме Владимира Петровича и не к такому привыкла. Куда там богеме до аппарата в искусстве виртуозного мата. Сценарий действительно переписали, и бодрый следователь прокуратуры на сносях разъезжал по местам преступлений, щупал трупы и подвергался разбойным нападениям. Финалом были запланированы съёмки непосредственно в родильном зале. Не самого процесса, конечно же, а счастливой новоявленной матери-следователя и её здорового, несмотря на все тяготы и лишения следовательской службы, карапуза. Алексею Михайловичу эта идея была оч-чень не по душе. Потому как карапуза этого режиссёр ещё хотел запечатлеть на руках, понимаете ли, мужа. Но не мужа Пупсика, а сценарного мужа следователя прокуратуры, который и по роли был полным рефлексирующим ничтожеством, да и по жизни у Алексея Михайловича вызывал чуть ли не мигрень. Настоящий, не телевизионный муж Пупсика вообще поначалу был категорически против съёмок в таком интересном положении. Что это за ерунда?! Пусть на кусок хлеба зарабатывают вечно нищие актрисульки- брошенки, его-то Пупсик тут при чём и зачем?! Но репродуктологическое светило убедило Алексея Михайловича в том, что лиши он сейчас Пупсика её любимого дела, её желанной игрушки – привет! – ранние токсикозы, поздние гестозы и всякие прочие фетоплацентарные недостаточности от тоски и бездействия будут обеспечены, как здрасьте! Чем меньше беременная зациклена на беременности – тем лучше. Во всяком случае, здоровая беременная. А Пупсик, по данным всех мыслимых и немыслимых обследований, таковой и являлась. Прямо хоть курсантам, повышающим квалификацию, её показывай как раритет. Если бы не эти съёмки – никто не дал бы гарантии, что рвота беременных не превратилась бы в чрезмерную рвоту беременных. И так далее.
В общем, Алексей Михайлович был хорошенько запуган и разрешил Пупсику сниматься, униженно прося лишь об одном: не переутомляться. Как Пупсик могла переутомиться, если камера была любовью её, смыслом её, свободой её и жизнью её. Она уже про себя проигрывала выигрышные ракурсы во время родового акта. Роды на камеру – что может быть лучшим обезболиванием для «объективной» актрисы?!
Но всё-таки Пупсика уломали рожать в хорошем родильном доме. В очень хорошем. В самом лучшем. Например, в Англии или хотя бы в Израиле. «Хрен с ними, повезу туда съёмочную группу!» – решил было Алексей Михайлович. Режиссёр лишь присвистнул, узнав о таком предложении. И тут же пригорюнился. Потому что ни один вменяемый родильный дом ни одной вменяемой страны не даст разрешения на подобные съёмки. Профессиональные съёмки – это вам не любительская камера. Да и с любительской можно только папаше, а не кодле оторванных ассистентов, некоторые из которых без сигареты в зубах дышать не могут, а без стакана портвейна с жизнью по утрам прощаются.
Пупсик отговорилась от Алексея Михайловича тем, что рожать хочет только на родине. Только в самом обыкновенной городском родильном доме с самой обыкновенной бригадой самых обыкновенных врачей и акушерок. Ну, ладно-ладно, в самом лучшем. Так и быть, в самом лучшем. А съёмки – уж как получится, как получится...
Главный врач самого лучшего родильного дома изгнал режиссёра из кабинета, накричав вдогонку много интересного об отечественном кинематографе вообще и о телесериалах в частности. Ну и ладно, впереди ещё много времени, что-то да придумается. Режиссёр не терял надежды, потому что никогда её не терял. Потому что у наших режиссёров, если разобраться, ничего, кроме неё, и нету. Ну, разве что за редким исключением. А это был не тот случай.
А Пупсик продолжала сниматься, радуясь тому, что у неё есть замечательная родная няня. И значит, она непременно станет замечательной родной няней её чудесному малышу. Лучше бы девочке. Не потому что Пупсик когда-то хотела девочку, разве она вообще хоть когда-нибудь хотела ребёнка? Да? Как забавно... Так вот, не потому, а потому что у Алексея Михайловича уже есть сын, пусть теперь будет и дочь. Интересно, как быстро после родов можно продолжить съёмки? Грудью кормить можно и на площадке. Если вообще кормить. Сейчас так много разнообразных... Нет, кормить, наверное, всё-таки надо. Материнское молоко – уникальный продукт... А если потом большое кино, крупные планы обнажённой натуры, а там – высосанные, простите, сиськи? Что тогда?..
Оставим Пупсика, более известную зрителям как Екатерина... Впрочем, её фамилия ничего не скажет читателям, потому что зрители и читатели – это всё-таки ещё разные сегменты целевой аудитории, не слишком часто и сильно пересекающиеся. Да и какая разница, какую фамилию носит Пупсик, если всё наше повествование не более чем выдумка автора, который куда как более свободен в своём творчестве, нежели сценарист. Как минимум потому, что на голове у автора не сидит режиссёр, и персонажей своих автор волен представлять себе такими, каковыми они являются на самом деле, а не, например, Чулпан Хаматовой. Так ли представлял себе свою собственную Лару Гишар Пастернак, как представил её нам режиссёр Прошкин в сериале «Доктор Живаго», ой ли?! Да и сериал, если честно, «по мотивам», а вовсе не по роману. А мотивы, знаете ли, у всех разные, поди разбери...
Простите, я, как типичный представитель сегмента пересекающихся множеств, следуя традициям великих викторианцев, снова оседлала конька пространных отступлений и понеслась на нём по степи занудного резонёрства. (Кстати, писаки эпох прошедших мало думали о вечности, насыщая свои произведения сиюминутными бытовыми подробностями, названиями настоящих кабачков и псевдонимами актрис провинциальных и столичных театров, давно истлевших к настоящему времени. Не знаю, как там людям истинно великим, мне же, как человеку ничтожно малому и чрезвычайно любопытному, забавно узнавать о Лондоне, Париже, Брюсселе, Риме, Петербурге и снова Лондоне годов эдак 1812– 1846, именно читая беллетристику – ту же «Ярмарку тщеславия» Уильяма Теккерея, например. А не изучая учебники истории, каковые как минимум не менее обманчивы, но куда более занудны.)
Впрочем, есть кое-что куда интереснее моих «нетленных» ремарок о тленном. А именно то, что там происходит сейчас с Софьей Константиновной Заруцкой, вышедшей в конце первой главы за двери кабинета Павла Петровича Романца, заместителя главного врача отнюдь не самого блатного родовспомогательного заведения нашего (всё-таки) города.
Глава третья
Исполняющая обязанности
Выйдя из начальственного кабинета, Софья направила стопы в ординаторскую. Ей надо было с кем-то поделиться. С кем же, как не со Светкой?
Светлана Степановна Шевченко числилась у Софьи Константиновны Заруцкой в лучших подругах. Но уже только числилась. Да и этот двоичный код, уже медленно мерцая, издыхал, как на экране монитора сереет и блекнет надпись: «Вы действительно хотите выключить компьютер?»
Всё лучшее, что можно написать о женской дружбе, уже написано до меня. Поэтому я буду писать о женской дружбе всё худшее, тем более отношения Сони и Светки слишком показательны и даже, лучше сказать,
