– Пять лет Дон успешно черствеет и брюзгнет душой. Что называется, матереет – на ленивый покой, снисходительную пытливость и хладнокровное благоразумие, присущее трусам и мудрецам. И уже не бежит от Альфонса в приступы сомнамбулизма, излечившись от всяких истерик. На амурные приключения, санкционированные Клопрот-Мирон, отправляется, как на работу: максимальная сдержанность и абсолютный контроль над эмоциями, слишком редко переходящими в чувства, чтоб доставлять серьезные хлопоты.
– Прямо лабораторный ученый!
– В самую точку. Наш приятель как раз вознамерился изучать симулякры любви. Наряду с остальным в сферу его изысканий входит эротолингвистика – проверка на практике устоявшихся выражений: «любви все возрасты покорны», «любовь как служение», «сука-любовь», «любовь не ведает преград», «продажная любовь», «любовь зла, полюбишь и козла», «любовь слепа», «нет ничего сильнее любви», ну и т. д. Чистота поставленных экспериментов и частота проводимых опытов если чему и способствуют, так крепнущей убежденности, что это расхожие штампы. Тут и там любовь продажная выдает себя за служение, а слепая любовь кусает, как сука, зараженная бешенством ревности, для которого не существует преград. Возраст покорен любви до тех пор, пока в чреслах его обитает упругая сила, а в кошельке скачет звон. Своих лабораторных партнерш Дон, как правило, презирает, но сочувствует их ламентациям. «Иногда мне кажется, что ты не утратил невинности, – ропщет Жанна. – Удивительно, как может в одном человеке цинизм сутенера уживаться с монашеским целомудрием. Определись, наконец, кто ты – целка или Жуан!»
– Видит Бог, старушка права!
– Видит Бог, Дон старается. И навещает порой проституток (на Жаннины деньги). Ты спросишь меня, с какой целью?
– Видит Бог, не спрошу.
– Да с той же, с какой мы берем микроскоп, чтоб подглядеть копошение микробов в капельке нашей слюны.
– Тьфу ты, Господи, гадость какая!
– В его падших подругах есть что-то от фокусников: тем и другим платят лишь за иллюзию, те и другие умеют являть собой власть и молчать о секретах.
– Насчет молчать о секретах – это ты убери. Шлюшки молчат о секретах лишь для того, чтоб набить себе цену.
– Так же, как фокусники!
– Про этих не знаю. А про путан уточню: болтать они любят не меньше, чем трахаться. Трахаться, кстати, почти и не любят. Одна меня тут навестила намедни и рассказала историю.
– Где навестила?
– На службе, конечно! Пришла попрощаться со старым клиентом, а заодно и разведать, отчего он презрел этот свет. Подозревала свою конкурентку: «Сонька, зараза, могла доконать. У нее ведь мошна вместо сердца. Перестаралась – и деду капут. Лучше б дождался, когда я с курорта вернусь. Так нет же, приспичило! А песок так и сыпался. Махонький, жалкий, как суслик. Чуть сильнее его распалишь – фьють! – отлетела душа. И хрыч про то знал. Смотришь в глаза, а там страх звериный. Считай, сам провоцирует. Подмывает прижать, словно суслика, и подождать, пока суслик свое отсвистит… А я, сердобольная, часик над ним поколдую, понянчу на самой черте, смерть его подразню, потаскаю, словно котенка, за хвостик, потом – шлеп! – пощечиной старичка воскрешу, подтяжки поправлю и отпущу восвояси. Он мне ручки целует и зовет своим ангелом. Если подумать, я ангел и есть: дарю ему рай на земле, а сама терплю ад. Кто еще будет трахаться с трупом и вдыхать в его трубочку жизнь, ну, скажи? Только мы. Какие уж тут женщины легкого поведения!» А ты говоришь, ангел – я! Вот где святые трудяги. Но, как и всюду, водятся здесь и свои дьяволицы…
Я его прерываю рукописной цитатой:
«Их отличали коварная алчность и ослепительная красота. Устоять перед ними удавалось немногим. Сойдя с панели и выйдя, весьма убедительно, замуж, вампирши преуспевали в карьере, пожирали своих конкурентов, стервенели от собственных ран, наживали уйму врагов, постепенно дурнели собой, превращались в алкоголичек, годами лечились, грызли слуг и лупили детей. Кое-кого из мегер находили затем со следами насильственной смерти на дешевых курортах Востока и не могли опознать месяцами, принимая за посетивших с рабочим визитом страну жриц любви. Так посмертно они возвращались в профессию, без которой заметно страдали. Власть денег не всякой способна была возместить власть распутства: одно дело – бороться со старостью, и другое – ее презирать.
Кто был посильнее характером, внедрялся особым агентом порока в самое высшее общество. Привыкши к торговле телом, вчерашние шлюхи легко торговали душой и делались вскоре незаменимы – что в коммерческих махинациях, что в политическом плутовстве.
Находились среди потаскух и такие, кто не делал, не делался, а мечтал. Казалось, мечтал о несбыточном. Грезил о нем столь страстно и преданно, что загонял его в угол и не отступал. Как итог – наступало оно.
Вот сущая быль.
Наивная и неказистая, но работящая и безотказная передовичка бюро сексуальных услуг долго и глупо мечтает, завершив с ремеслом, женить на себе московского девственника и в обмен на прописку подарить ему деньги и верность. Скопив капитал, дает объявление и учиняет смотр кандидатам. Трое проходят в финал. Им она открывает всю правду. Двоих та не очень смущает. Оба барышне нравятся. Решают пожить дружной шведской семьей. Получается вроде неплохо. Через год с небольшим трио рождает потомство. Когда я встретил девицу в сквере на Чистых прудах, она толкала коляску для близнецов. Завидев меня, со смехом призналась, что хранить верность двоим, пожалуй что, легче, чем одному, но, с другой стороны, не ее же вина, что вышла такая поблажка! Счастье свое она заслужила. Да еще и с добавкой. Вот что значит лелеять мечту не на вырост, а в рост. Я – не умел».
– Про девицу – брехня!
– Не брехня. Я в газете читал.
– Значит, подавно брехня. Если верить газетам, нас с тобой просто поносит от счастья. Проститутки – как воры: верность они не хранят, а крадут у других, чтоб продать.
– Откуда ты знаешь?
– Неважно. Я не плачу за любовь.
– А за что ты платил?
– Сейчас дам тебе в морду. Читай!
Я веселюсь и читаю:
«Бывало, я забавлялся с любовью в рулетку и забрасывал сети в Сети. Улов оттуда выуживался разношерстный и разновеликий. Интернетовский эпистолярий – это душевный стриптиз в непроницаемых масках, под которыми может скрываться сестра, крокодил, мама лучшей подруги или классный руководитель.
Мне из этого списка попадались разве что пресмыкающиеся. Хуже всех были те, перед кем пресмыкались другие. Я и представить не мог, сколько богатых бездельниц пасется на сайтах. У дам, свыкшихся покупать, словно тряпки, мужчин, атрофируется чувство реальности. Чего ж удивляться, что вместо мужчин таким достаются лишь тряпки! Смириться с отказом бывает им так же трудно, как с разорением. Одна попыталась меня переехать, но промахнулась и врезалась в столб. Окаменев за рулем, не откликалась на просьбы открыть дверь машины. Подоспевший гаишник, подумав, что перебит позвоночник, вызвал по рации скорую. В каком-то смысле с диагнозом он не ошибся…
Попадались в Сети и безвредные рыбки: актрисы без первых ролей, художницы без подходящей натуры, умные жены неумных мужей, неумные жены умных мужей, ранние вдовы, внезапные разведенки, робкие девственницы, нагловатые полудевственницы, заторможенные бобылки и безбашенные блудницы. Не со всеми я спал. Кое с кем лишь ходил в ресторан, катался на катере или шалил, глотая зевок, в темноте кинозала. Затем менял ник и растворялся в “три-дабл-ю”. Спустя год или два я и вовсе себя “удалил”:
