людьми. Фома вышел из куреней, чтоб перебраться на струги, но вот к нему навстречу другой посол; атаманы приказали звать его в круг, хотят с ним проститься. Фома вошел в круг, козаки стояли все вооруженные; выступили два атамана и начали говорить Фоме: «И прежде ходил ты к великому государю от турского султана, накупаясь обманом, в послах много раз, делал между великими государями неправдою, на ссору, и в том великому государю многие убытки и ссору великую учинил, а нас, донских козаков, хвалился разорить и с Дону свесть. И теперь, накупясь, хочешь то же делать; да ты же писал к государю из Азова на атамана Ивана Каторжного, чтоб его повесить в Москве. И за такое воровство донские атаманы и козаки и все войско приговорили казнить тебя смертью». Приговор был исполнен немедленно. Люди Кантакузина и греческие монахи, шедшие с ним в Москву, были также убиты. Расходились козаки: хотели убить и московского толмача Буколова, но тот спрятался в часовне. После Буколов слышал от донских козаков, будто они убили Кантакузина за то, что он посылал в Азов людей своих с грамотами, приказывая азовцам сидеть крепко, потому что у козаков запасов не стало.

После убийства Кантакузина козаки стояли под Азовом две недели; к ним на помощь пришли из Астрахани юртовские татары, и 18 июня Азов был взят: истребив всех жителей, кроме греков, и освободив пленных христиан, завоеватели засели в городе. 30 июля приехали в Москву послы от козаков с известием, что они турецкого посланника порубили, Азов взяли и ни одного человека азовского на степи и на море не упустили, всех порубили. Царь отвечал: «Вы это, атаманы и козаки, учинили не делом, что турецкого посла со всеми людьми побили самовольством: нигде не ведется, чтоб послов побивать: хотя где и война между государями бывает, но и тут послы свое дело делают, и никто их не побивает. Азов взяли вы без нашего царского повеленья, и атаманов и козаков добрых к нам не прислали, кого подлинно спросить, как тому делу вперед быть». Московскому правительству было неприятно убиение турецкого посла, но взятию важной азовской крепости у бусурман оно радовалось, не желая только явно вмешиваться в дело, чтоб не рассориться с Турциею. В сентябре 1637 года царь отправил грамоту к султану, в которой писал, что козаки Азов взяли воровством, дворянина царского Чирикова держали у себя в великой крепости, никуда не пускали и хотели также убить; государь и прежде писал султану и теперь повторяет, что донские козаки издавна воры, беглые холопи и царского приказания ни в чем не слушают, а рати послать на них нельзя, потому что живут в дальних местах: «И вам бы, брату нашему, на нас досады и нелюбья не держать за то, что козаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим, и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановым величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим». Но ссоры с турками трудно было избежать: в сентябре крымцы опустошили московскую украйну, и хан Богадур-Гирей писал в Москву, что нападение сделано по приказу султана за взятие Азова козаками и что на весну придет еще больше татар на Московское государство. Но все угрозы ограничились мелкою войною с козаками, которые могли спокойно сидеть в Азове, потому что султан был занят персидскою войною. В 1639 году кончилась эта война, и султан Мурад начал приготовление к походу на Азов, но умер в 1640 году, и только в мае 1641 года наследник его Ибрагим 1 двинул под Азов 240000 войска с сотней осадных орудий; козаков в городе было 5367 мужчин и 800 женщин, которых надобно считать, ибо и они усердно помогали мужьям своим при защите города; по другим известиям, осажденных было 14000 мужчин и 800 женщин; предположив возможность прихода козаков в Азов с разных сторон, вспомнив известия из Полыни. что Остраница и Гуня скрывались также в Азове, и, конечно, не одни, мы не можем отвергнуть второго показания. Как бы то ни было, осажденные с отчаянным мужеством отразили 24 приступа; ни один перебежчик не приходил в стан турецкий, ни один пленник, под самыми страшными муками, не сказал о числе защитников Азова. Потерявши 20000 народа, турки 26 сентября сняли осаду, веденную дурно при недостатке искусных инженеров, при ссоре начальников, при скудости жизненных и военных запасов.

Козаки прислали в Москву весть о своем торжестве, но вместе просили помощи, просили, чтоб государь принял от них Азов. «Мы наги, босы и голодны, — писали они, — запасов, пороху и свинцу нет, от этого многие козаки хотят идти врознь, а многие переранены». Царь отвечал: «Мы вас за эту вашу службу, раденье, промысл и крепкостоятельство милостиво похваляем; пишете, что вы теперь наги, босы и голодны, запасов нет, и многие козаки хотят разойтись, а многие переранены; и мы, великий государь, послали к вам 5000 рублей денег. А что писали к нам о городе Азове и бить челом приказывали, то мы велели дворянину нашему и подьячему города Азова досмотреть, переписать и на чертеже начертить. И вы бы, атаманы и козаки, службу свою, дородство, храбрость и крепкостоятельство к нам совершали, своей чести и славы не теряли, за истинную православную христианскую веру и за нас, великого государя, стояли по-прежнему крепко и неподвижно и на нашу государскую милость и жалованье во всем были надежны». Но, побуждая козаков к крепкостоятельству, царь видел, однако, что дело не могло на этом остановиться, что надобно было или взять Азов под московскую державу и защищать его от турок, или отдать его последним. Через месяц по отослании приведенной грамоты на Дон, 3 января 1642 года, Михаил созвал собор, указав «выбрать изо всяких чинов, из лучших, средних и меньших, добрых и умных людей, с кем об этом деле говорить; из больших статей человек по 20 и по 15, и по 10, и по 7, а не из многих людей человек по 5 и по 6, и по 4, и по 3, и по 2 человека; а кого выберут, тем людям принести имена и им про все объявить подлинно». И объявлено, что писали донцы из Азова, просят принять город от них; но в то же время пришли вести, что сам великий визирь хочет идти весною под Азов, и если не возьмет скоро города, то, осадя его крепко, хочет послать турецкое и крымское войско на Московское государство: «И государю царю за Азов с турским и крымским царем разрывать ли и Азов у донских козаков принимать ли? Если принимать и с турским и крымским разорвать, то ратные люди в Азов, в польские (степные), украинские и поволжские города надобны будут многие, на городовое азовское дело и ратным людям на жалованье деньги надобны же многие, хлебные, пушечные и всякие запасы надобны не на один год, потому что война бывает у турских людей не по один год, и такие великие деньги и многие запасы на те годы где брать? Стольникам, дворянам московским и дьякам, головам, сотникам, дворянам и детям боярским из городов, гостям, гостиные и суконные сотни и черных сотен торговым и всяких чинов служилым и жилецким людям помыслить о том накрепко и государю мысль свою объявить на письме, чтоб ему, государю, про все то было известно».

Духовенство отвечало: «На то дело ратное рассмотрение твоего царского величества и твоих государевых бояр и думных людей, а нам, государь, все то не за обычай. Если, государь, по настоящему времени твое царское величество изволит рать строить, то мы, твои государевы богомольцы, ратным людям ради помогать, сколько силы нашей будет». Стольники отвечали, что взять Азов или не взять, разорвать с турским или не разорвать, в том его государская воля, а их мысль, чтоб государь велел быть в Азове тем же донским атаманам и козакам, а к ним бы в прибавку указал государь послать ратных людей из охочих вольных людей; сбором рати и запасов государь распорядиться волен, а они, стольники, на его службу готовы, где им государь велит быть. Дворяне также не хотели садиться в Азове с козаками, но, чтоб не обидеть последних, привели особую причину: «Людей в Азов велел бы государь прибрать охочих в украинских городах из денежного жалованья, потому что из этих городов многие люди прежде на Дону бывали, и им та служба за обычай». Гораздо подробнее изложили свое мнение Никита Беклемишев и Тимофей Желябужский: они сказали, что государю известны неправды турецкого султана и крымского хана; последний беспрестанно присягает и беспрестанно изменяет присяге; деньги, посылаемые из Москвы в Крым, ничего не помогают, лучше их не посылать, а употребить на жалованье своим ратным людям. Азов надобно удержать, потому что с тех пор, как он взят, татарской войны не было. Послать на подмогу козакам охочих вольных людей, которым сидеть в Азове заодно с козаками под атаманским начальством, а государевым московским воеводам быть в Азове нельзя, потому что козаки — люди самовольные. Для сбора денег на жалованье ратным людям пусть государь укажет выбрать изо всяких чинов людей добрых человека по два и по три, да чтоб государь пожаловал, сделал при сборе денег разницу между богатыми и бедными: указал брать с больших мест, с монастырей и с пожалованных людей, за которыми поместий и вотчин много; а у иных за окладами много лишней земли, да они же ездят по воеводствам, и бедным людям с такими пожалованными людьми не стянуть. Беклемишев и Желябужский заключили свое мнение так: «Будет Азов за государем, то Ногай большой, Казыевы и Кантемировы улусы, горские черкасы, темрюцкие, кженские, бесленеевские и адинские будут все служить государю; а только Азов будет за турками, то и последние все ногаи от Астрахани откочуют к Азову». Головы и сотники стрелецкие отвечали, что во всем государева воля, «а мы, холопи его, служить рады и готовы, где государь ни укажет». Владимирские дворяне и дети боярские отвечали то же, но прибавили: «А бедность нашего города ведома ему, государю, и его боярам». Нижегородцы, муромцы и лушане (жители города Луха) отвечали то же, но без прибавок о бедности: «Будет