стишо? И кто с кем встречался в их зоне?

— Нет, — сказал Сиккуккут, произнеся это слово так, словно покатал его во рту, а потом решил незаметно выплюнуть. По его горящим глазам было видно, как напряжённо он думает. — Нет. Я не настолько доверяю стишо.

— Тогда, — продолжила Пианфар, — стишо неправильно вас поняли. Они решили, что возглавляют охоту. Или направляют охотников.

— Строить предположения, кер Пианфар, очень неблагодарное занятие. Особенно в таком деле. Но ты хочешь меня отвлечь. Как видишь, я знаю, что такое дружба. Я ставлю её рядом с мученичеством — как я его понял. Дружба — это вопрос о том, на чью сторону перейти. Когда дела принимают опасный оборот. Поверь, я знаю, что такое крайняя необходимость в деле торговых обязательств и что такое преимущество. Будем пользоваться этими понятиями. Хорошо? Давай подумаем, почему было совершено покушение на мою жизнь… Поскольку это было именно так. Давай подумаем, как это получилось, что «Бдительность», которая пришла на станцию вместе с нами, вдруг разрушает доки без единого выстрела, а потом спокойно уходит и при этом рядом не оказывается ни одного махена или хейни? Или кифа. И что самое интересное, когда в доках произошла декомпрессия, там не было никого из экипажей «Ма-хиджиру», «Аджа Джин» Кейи и, разумеется, «Бдительности», а также и твоего.

— В это время нам тоже было несладко, хаккикт!

— Подожди, кер Пианфар, пусть ответит мой старый друг Кейя. Пусть расскажет, почему «Аджа Джин» так повезло. Не хочешь закурить, Кейя? Может быть, тебе так будет легче думать.

Джик снова полез в кисет, стараясь двигаться как можно спокойнее. «Мне некуда торопиться, — вот что это означало. — Ты не заставишь меня струсить, хаккикт».

Увидев столь неожиданное терпение Сиккуккута, Пианфар вздыбила шерсть. Подкрасться, окружить, схватить. Ты получишь то, что я захочу тебе дать. И когда я этого захочу. И если захочу. Твои привычки — вот твоё слабое место, я это уже понял и теперь могу тобой управлять, и пусть это видят все, а тебе остается только смириться.

И дело не только в привычках.

Смотри, охотница Пианфар, как легко и как опасно потерять моё расположение.

Дружба, родственные связи — это все ваши дела. У меня есть оружие посильнее.

«О боги! — Она увидела, как Хилфи глубоко вздохнула. — Сиди тихо, племянница».

Вверх потянулся серый дымок и закружился в оранжевом свете над головой Джика.

— Сейчас все расскажу, — спокойно сказал он, и, о боги, от него почти не исходил запах страха: Джик держался твёрдо. Сильный запах дыма перебивал все остальные, возможно, это была военная хитрость. — Говорю тебе, мне и самому от этого плохо. Эна мой старый друг. Но политика есть политика. Мы махен- досет, хаккикт. Я знаю, что он делает. Но он очень скрытен. — Джик махнул рукой, в которой держал папиросу, и спрятал зажигалку. — Он сказал, что я дурак. Возможно, так оно и есть. Мы не доверяем Эхран. Я знаю, что, как только её экипаж удрал из дока, у нас начались проблемы. На «Махиджиру» уже были задраены все люки. Я посылал к ним свой экипаж, просил помочь этим глупым хейни… — Он махнул рукой в сторону Пианфар и остальных, — Они отправились искать своего капитана. Я не успел их остановить. Но вообще-то, идея неплохая, чёрт их возьми. Пианфар — ценный союзник. Так, может, оказать хаккикту услугу, а? Спасти Пианфар. — Глубокая затяжка. Джик выпустил дым через ноздри. — Мне не понравилось, что «Гордость» покинул весь экипаж, но они быстро ушли из доков. Хорошая идея. Я не доверяю Эхран. Я несусь как сумасшедший, пытаюсь перехватить хейни. Не получается. Нам отрезают путь. У нас нет разрешения хаккикта разгуливать по докам, а? Нас пытается пристрелить каждый встречный дурак. Хейни прорываются. Мы застреваем. Тогда мы решаем удерживать безопасный проход до возвращения хейни. Так мы и делаем. Мы надеемся, что Эна позаботится об Эхран. Он улетает за ней. Я все ещё надеюсь, что это хорошая идея. Может, он хочет ей помочь. Он не любит рассказывать о своих планах. Это очень беспокоит его друга. Я и сейчас очень о нём беспокоюсь, а? Я такой же, как и ты, хаккикт. Я всегда хочу знать, что делают мои друзья.

— Твой друг бросил тебя в очень опасном положении. Или ты сам решил остаться, чтобы лгать мне.

— Я не лгу. Чтобы лгать, нужно знать правду. Я её не знаю. Он мне ничего не сказал.

— Ты хочешь сказать, что мы от тебя ничего не узнаем.

— Я ничего не знаю. Но я говорил тебе, что ты получишь Кефк? Ты его получил.

— Кефк разрушен, Кейя. Теперь это сомнительный подарок.

— Зато у тебя полно сфик. Ты ступил на Кефк и получил гораздо больший приз, а? Актимакта больше нет. А ты богат и добился этого очень просто.

— Ах, так ты по-прежнему считаешь, что на Центральной Исмехананмин нас поддержит.

— Он не любит Актимакта.

— Разумеется. Ты сам служишь своему Консулу, а не мне. Как и Исмехананмин. Не значит ли это, что вы с ним заодно?

Джик сделал ещё одну затяжку и поискал, куда бы стряхнуть пепел. Некуда. Тогда он стряхнул папиросу прямо на пол.

— Я служу Консулу. Скажу тебе прямо, я хочу, чтобы ты был хаккиктом. Так будет лучше для всех. Значит, я служу Консулу. И тебе. Равновесие, хаккикт. Ты тот Консул, которого мы признаем. У тебя очень много сфик среди махендосет. Сейчас странное время. Киф становится Консулом, а?

— Не льсти мне, Кейя. Лучше вернёмся к той диверсии. Я не убежден, что боевые действия начали именно кифы. А этот…

…Сиккуккут слегка шевельнул рукой, и охранники, мгновенно схватив Сккукука, поставили его на ноги.

— Кккт! — глухо и яростно вырвалось у него.

— Он мой, — сдержанно сказала Пианфар. «Никогда не уступать, не юлить, не позволять кифам претендовать на твою собственность». — Это же твой подарок, хаккикт.

Опасно. О боги, опасно. Морда с длинными челюстями повернулась к ней.

— Я его и не забираю, — сказал Сиккуккут.

— Он получил немного сфик, — сказала Пианфар. — Когда служил нам. Мне хотелось бы оставить его у себя.

— Котогот ктктак ткто фик нак факкакт?

Вопрос относился к Сккукуку. Тот втянул голову в плечи, словно хотел быть подальше от Сиккуккута.

— Нак готтак хейни, хаккикта.

— Накт согот пук махендо саткун?

— Хуккта. Хукктаки соготк. Хейни готок нак уман Тахаркта маккт октктайкки, хаккикта. — «Нет. — С отчаянием в голосе. — Я не заметил сговора. Хейни спорили, кому достанутся человек и Тахар, а потом ушли, хаккикт».

Взмах руки Сиккуккута. Охранники отпустили Сккукука, и он вновь бесформенной кучей опустился на пол возле стола.

— Итак, он подтверждает ваше хорошее поведение, — сказал Сиккуккут. — Ваш сфик по-прежнему его притягивает, и он хочет вам служить. Интересно, что им движет — ваша надежда или моё сильное желание.

— Он нам нужен.

— Итак, «Бдительность» и Исмехананмин спешат на Центральную, чтобы предать нас. Интересно, что они там нашли, если Исмехананмин бросил своего старого друга, с которым я теперь могу сделать всё, что захочу, — я правильно понимаю пословицу махенов, друг мой Кейя, что буря разрывает зелёные листья, а политика — самую верную дружбу?

— Он мой старый друг, Эна Исмехананмин.

— Но он бросил тебя на смерть.

— Политика, как ты говоришь. Кроме того… — Джик разогнал рукой остатки дыма и сунул окурок обратно в кисет. — Кроме того, Эна на меня страшно зол. — Джик вскинул на Сиккуккута свои влажные глаза, его взгляд был прямым и простодушным. — Он знает, что я работаю с тка. Дурак, говорил он мне,