дофина. Открыто согласиться с этим требованием термидорианцы не могли, не роняя своего престижа; тем более желательным становилось для них «исчезновение» Шарля Луи.
Многие считали утверждение Наундорфа о том, что он передал свои бумаги полицей-президенту Лекоку, выдумкой, притом не очень ловкой. Трудно представить себе, чтобы бумаги могли сохраниться после всех тех бесчисленных приключений и злоключений, которые, по уверению Наундорфа, ему пришлось пережить. Однако один немецкий аристократ клятвенно засвидетельствовал в 1949 г., что принц Август Вильгельм Прусский сообщил ему в 1920 г., будто видел в немецком архиве эти бумаги, безусловно подтверждавшие притязания Наундорфа.
Таковы новые аргументы «за». Но число доводов «против» или по крайней мере недоуменных вопросов возросло еще более. Мог ли Наундорф не знать французского языка, если он был дофином и до 10 лет говорил только по-французски? Между тем в своей декларации Наундорф прямо заявил, что «забыл» родной язык. Сторонники его пытаются ослабить силу этого аргумента «против» ссылками на то, что после приезда во Францию Наундорф уже умел говорить по-французски, объясняясь со многими «признавшими» его лицами. Очень серьезным доводом «против» является отсутствие сведений о том, кем именно было осуществлено похищение.
Сторонники Наундорфа в течение целого века упорно утверждали, что герцогиня Ангулемская сообщила всю правду в своем завещании, которое по ее желанию должно было быть вскрыто через 100 лет после ее смерти, то есть 19 октября 1951 г. Однако и после этой даты не было найдено никаких следов завещания. На запросы ученых заведующий архивом Ватикана, где, по слухам, хранилось завещание, ответил, что не обнаружено никакого подобного документа. (Это не мешает сторонникам претендента утверждать, что позднее папа Иоанн XXIII, ознакомившись с досье Наундорфа, признал притязания его потомков.) На запросы, посланные в Вену, были получены менее категоричные ответы. Вместе с тем опубликованные сравнительно недавно письма герцогини Ангулем-ской доказывают, что она, вопреки своим публичным заявлениям, не верила в смерть брата в Тампле.
Была проведена новая экспертиза волос. А. Кастело приложил много усилий, чтобы раздобыть пряди волос дофина, сохранившиеся еще со времени до августа 1792 г., и сравнить с локоном, срезанным дежурным комиссаром Дамоном у ребенка, скончавшегося в Тампле 8 июня 1795 г. Судебно-медицинская экспертиза доказала, что они принадлежат разным людям. Если не оспаривать безусловную аутентичность этих прядей, то следует, видимо, признать, что мальчик, умерший в июне 1795 г. в Тампле, не являлся дофином.[40] Кастело пришлось выпустить новое издание своей книги, доказывая, что Наундорф — самозванец.
Уже знакомый нам А. Луиго попытался в своих книгах доказать, что, вопреки всем сомнениям, Наундорф был действительно увезенным из Тампля дофином. Для обоснования этого Луиго свел воедино ряд «частных» гипотез, которые были почерпнуты в статьях, опубликованных в различных журналах конца прошлого и начала нашего века. В этих гипотезах фигурировала в качестве достоверной информация, требовавшая, однако, тщательной проверки, которая так и не была проведена.
Лондон, пишет Луиго, вскоре после победы французов при Флерю-се и особенно после 9 термидора узнал, что Берлин фактически разорвал секретный англо-прусско-нидерландский союз и повел сепаратные мирные переговоры с Парижем. Сохранение в тайне контактов между Пруссией и Францией приобрело для прусского правительства первостепенную важность. Пруссия держала «Капета» заложником на случай, если понадобится использовать его в своих интересах. Возможно, в 1815 г. Гарденберг, Фуше и бывший французский маршал Бернадотт, ставший шведским наследным принцем, строили планы обнародования факта, что Людовик XVII жив. Быть может, им удалось бы склонить к этому и царя Александра I. Но вмешательство Талейрана, опиравшегося на поддержку Англии и Австрии, положило конец этим планам.
Как и некоторые другие эвазионисты, Луиго считает, что отдельные претенденты были теми лицами, которыми подменили подлинного дофина. Именно одного из них в 1803 г. Баррас угрожал бросить к ногам первого консула Бонапарта. После бегства из Тампля дофин будто бы нашел убежище в Швейцарии. Луиго опирается здесь на показания Марии Лешот (1834—1919 гг.). Она была племянницей Фридриха Лешота, которого отождествляют с «Фридрихом» из рассказа Наундорфа о своих скитаниях, и внучкой Сюзанны Екатерины Лешот, урожденной Химели (1755—1845 гг.), о которой уже говорилось. Мария Лешот составила записку (своего рода мемуары), насчитывавшую 60 страниц, в которой излагала тайну, которую в 11 лет узнала от бабки. Эта записка была опубликована в журнале «Лежитиме» в марте 1900 г., но оригинал потом оказался утерянным. Эту записку использовали в своих книгах два швейцарских историка — сторонники кандидатуры Наундорфа. Речь идет о работах Э. Навиля (1908 г.) и Ф. Макюа (1922 г.). М. Лешот писала о прибытии в Женеву в 1798 г. ребенка, увезенного из Тампля. (Оба упомянутых историка относят этот приезд к 1803—1804 гг.) Луиго считает, что речь идет о двух его приездах (в 1794—1795 гг. и 1804 г.). Интерпретация Луиго базируется на том, что «молодой Капет», как мы знаем из ряда свидетельств, страдал от нервного заболевания. Больного лечил доктор Бартелеми Химели — широкоизвестный специалист по заболеваниям нервной системы. К 1804 г. доктора уже не было в живых, и речь шла о предоставлении временного убежища потерявшему память больному. Доктор Химели был врачом прусского короля Фридриха II и после его смерти дернулся в Женеву, сохранив тесную связь с придворными кругами Берлина. Семейство Химели, видимо, было знакомо с прусским дипломатом Гарденбергом (впоследствии министром и главой правительства). В 1794 г. он был губернатором Невшателя — владения прусского короля — и послом в Берне. Вскоре после вступления на престол нового прусского короля Фридриха Вильгельма III сын доктора пастор Жан Жак Химели и его 10-летний племянник Фридрих Лешот посетили Берлин и были приняты королем и королевой Луизой, известной в истории Пруссии.
Отцом Фридриха был Жан Фредерик Лешот (1746—1824 г.), до революции живший во Франции. Он участвовал в создании кукол-автоматов, рисовавших или игравших на музыкальных инструментах. Эти куклы были модной забавой в Версале накануне 1789 г. Жан Фредерик в 1786 г. женился на Сюзанне Екатерине Химели, дочери доктора Бартелеми Химели. Его кузен Тите ди Генри Лешот (1752—1792 гг.) служил в швейцарской гвардии короля и был женат на Елизавете, кузине Сюзанны Екатерины. Оба Лешота были лично знакомы с членами королевской семьи. После падения монархии Жан Фредерик под псевдонимом Леба помогал роялистам бежать в Швейцарию. А его жена Сюзанна Екатерина рассказала своей внучке Марии Лешот (тогда маленькой девочке), что поддерживала переписку с Шарлоттой Робеспьер и сожгла эту корреспонденцию в присутствии Марии. Елизавета, овдовевшая в 1792 г., оставалась в Париже. Наряду с Жаном Фредериком Лешотом (по-немецки — Фридрихом), о котором уже шла речь, в семье были младший сын Георг, ставший отцом Марии Лешот (автора «Мемуаров), и две сестры, старшая была с 1805 г. замужем за неким Луи Шеневьером. Он некоторое время жил в Англии и лишь в 1798 г. отправился в Швейцарию, где выявились его тесные связи с известным роялистским шпионом Фош-Борелем (о нем ниже), который под маской книгоиздателя являлся руководителем разведывательного центра, работавшего на графа Прованского (и, добавим, в какой-то мере также на английскую разведку). По мнению Луиго, „Шеневьер и его единомышленники пытались раскрыть тайну дофина с чувствами Ирода к Иисусу“. Однако он не проник в тайну, которой владели другие члены семьи, хотя тщетные поиски следов дофина от Вандеи до Рима и были причиной ссоры между ним и его шурином Фридрихом Лешотом.
После 9 термидора «тайну Тампля» знали лишь Гарденберг, Бартелеми Химели и его племянница Елизавета Лешот, остававшаяся в Париже. Самый факт похищения, не более того, был известен Сюзанне Екатерине Лешот и Шарлотте Робеспьер. Все это и тогда, и в последующие годы совершенно ускользнуло и от находившегося поблизости в Соле-ре центра группы конституционных монархистов, и от Фош-Бореля, который к тому же перебрался из Невшателя на север Германии, в Гамбург, продолжая свою активность в качестве роялистского разведчика. Местная легенда утверждает, что на ферме семьи Химели жил ребенок, которого считали французским принцем. Он исчез из поля зрения, когда в 1803 г. к нему было привлечено внимание наполеоновской полиции (Швейцария была тогда оккупирована французскими войсками).
В 1806 г. Фридрих неожиданно уехал, не сообщив родным о том, куда направляется. Позднее стало известно, что он принял участие в боевых действиях вольных стрелков против французских войск в Германии и был одно время заключен в тюрьму в Страсбурге (о том же рассказывал и Наундорф). После освобождения Фридрих совершил еще несколько таинственных путешествий и, как узнали родители, вновь был арестован французами в Вестфалии. На выручку Фридриха был послан Шеневь-ер, хотя трудно было сделать худший выбор. Шеневьер недолюбливал или даже ненавидел брата жены и в своих последующих
