XVIII, и республиканцы, и ему оставалось лишь молчать о деле, окончившемся провалом.
Читатель может задать вопрос: неужели все «доказательства», приводимые Сен-Клером Девилем, ограничиваются вышеизложенными, каждое из которых, как мы в дальнейшем убедимся, может быть без труда опровергнуто? Автор считает загадкой, почему Эбер и руководители Клуба кордельеров 14 вантоза (4 марта 1794 г.) неожиданно изменили своему умеренному курсу, которого придерживались перед этим в течение трех месяцев. И почему на процессе Эбера осталось совершенно в тени обвинение в попытках учредить регентство, хотя это обвинение было выдвинуто (без указания конкретных имен) в речи Сен- Жюста в Конвенте за день до ареста эбертистов и повторено через три дня опять-таки в Конвенте в выступлении Кутона. Все это немаловажно само по себе, но никак не может служить доказательством сговора Эбера с Пюизе с целью увоза дофина из Тампля и тем более осуществления такого намерения.
Однако Сен-Клеру Девилю казалось, что он обнаружил недостававшее звено, подкреплявшее все остальные предположения. Еще в октябре 1793 г. граф Пюизе на пути в армию вандейцев познакомился с неким Жозефом Биго, доверенным лицом и управляющим графа де Бобриля. Этот Биго стал одним из наиболее активных агентов Пюизе. «Вообразим себе, — пишет Сен-Клер Девиль, — что Биго был избран Пюизе для того, чтобы предпринять опасную попытку вырвать Людовика XVII из рук тех, кто его держал под стражей». Биго явился в Париж, снабженный деньгами и рекомендациями от его коммуны в Бреале, где пользовался влиянием. Чтобы проникнуть к Эберу, Биго отправился к старшему брату своего шефа маркизу Пюизе, который проживал в доме э 13 на улице Французского театра, которая входила в секцию Марата, где наибольшим влиянием пользовался Антуан Франсуа Моморо. По утверждению Сен-Клера Девиля, этот левый якобинец находился в приятельских отношениях с маркизом Пюизе, что помогло тому спастись от ареста и даже оказывать небескорыстную помощь другим, которые стремились не попасть в списки подозрительных эмигрантов. Через Моморо Жозеф Биго связался с Эбером, который мог строить планы вернуть на трон дофина в качестве «короля санкюлотов». Эбер добился удаления Симона и устроил так, чтобы Биго получил доступ в Тампль.
2 плювиоза (22 января 1794 г.) в числе четырех лиц, направлявшихся в качестве дежурных комиссаров, был некто Клод Биго — член Генерального совета Коммуны от секции санкюлотов. Однако в официальном документе, который должны были предъявить комиссары, фамилия интересующего нас дежурного была записана как Bigaud и лишь потом исправлена на Bigot. При этом, в отличие от обычной практики, правильность произведенного исправления не была подтверждена поставленной рядом подписью одного из секретарей Коммуны. Это тем более странно, что в составе Генерального совета Коммуны тогда не было никакого Bigot. Еще более необычно, что та же процедура повторилась два раза в документах, которыми свидетельствовали полномочия дежурных комиссаров, а именно 11 плювиоза (31 января 1794 г.) и 11 вантоза (11 марта). В оба эти дня писцом была написана фамилия Bigaud, а чья-то рука выправила ее на Bigot, причем проделала это исправление значительно более ловко и незаметно, чем в первый раз. 2 плювиоза Bigaud был как новичок назначен дежурным вне очереди, a ll плювиоза и 11 вантоза — в обычном порядке, по алфавиту. Менее чем через месяц, 8 жерминаля, вновь наступила очередь Bigaud, но на этот раз исправления фамилии уже не последовало, так же как и при последующих дежурствах 15 прериаля и 22 мессидора.
Итак, «исправление» производилось до 11 вантоза (1 марта) и более не возобновлялось. Напомним, что Клод Биго был новым членом Коммуны. Его товарищи по караулу, вполне возможно, не знали его в лицо. Документы с перечислением имен дежурных заранее пересылались в Тампль. Когда произносили имя Биго, для остальных трех комиссаров было неясно, что речь шла не о Bigaud, а о неизвестном им Bigot. Тот предъявлял тюремным властям удостоверение личности на имя Bigot и, не заподозренный никем, вступал в обязанности дежурного комиссара. Кто же вносил «поправку» в документ? Это вряд ли мог быть секретарь Куломбе, хотя бы потому, что он подписал лишь один из трех документов с исправленной фамилией, а два других — заместитель секретаря Дора-Кюбьер. Это мог проделать служащий экспедиции, которому передавались бумаги для регистрации перед их отсылкой в Тампль. Но можно подумать и о руководителях Коммуны Шометте или Эбере — кто мог что-то заподозрить плохое в том, что один из «них взял просмотреть документы перед их отправкой в Тампль? Если предположить, что изменения фамилии дежурного комиссара были связаны с заговором, то трудно представить, что они осуществлялись без их участия. Кстати, только они могли на время „нейтрализовать“ Bigaud (например, поручив ему то или иное задание) в то время, как Bigot мог действовать в Тампле.
После отставки Симона были созданы условия для организации бегства дофина и подмены его дефективным ребенком. Тот был подвергнут строгому заключению в его комнате, были прерваны все его контакты с окружающими. К тому же он в любом случае не мог своими ответами на вопросы разоблачить обман. Вероятнее всего, бегство было организовано 12 вантоза, когда в последний раз в 1794 г. Bigot нес дежурство. А вечером того же дня один из лидеров эбертистов, Ронсен, в Клубе кордельеров публично призвал к восстанию. Эбер его дезавуировал, считая призыв преждевременным, поскольку беглецы могли быть еще в пределах досягаемости властей (могло ведь быть вдобавок затруднено их бегство из Парижа). Когда же эти опасения отпали, вечером 14 вантоза Эбер сам повторил призыв Ронсена, который назавтра поддержал Моморо в секции Марата.
Фамилия Bigot вновь появляется в свидетельстве о смерти Шарля Луи. В этом не было ничего подозрительного, поскольку в числе дежурных гражданских комиссаров был некий Реми Bigot. Он ранее служил в секретариате Коммуны, но в первый раз исполнял должность дежурного комиссара. Произведенное экспертами сравнение подписи на акте о смерти дофина и бесспорной подписи Реми Биго, сделанной им в регистрационной книге о получении удостоверения личности, показывает, что, по всей вероятности, они принадлежат разным людям. Вместе с тем сравнение подписи на акте с безусловно подлинными подписями Жозефа Биго делает вероятным, что они были сделаны одним и тем же человеком.
Зачем было производить эту рискованную подмену? Чтобы потом, в случае реставрации на престоле «бежавшего» дофина, объявить недействительным свидетельство о смерти и сослаться при этом на показания Жозефа Биго, который подтвердил бы, что умерший не был дофином.
Итак, допустим, что свидетельство о смерти подписано не Реми Биго, а Жозефом Биго, агентом главаря роялистов Пюизе. Но как быть с остающимся препятствием? На акте стоит подпись тюремного надзирателя Лана, который явно знал Реми Биго, так как они оба состояли в секции Прав человека, и не мог не заметить, что под его именем на документе расписался совсем другой. Чтобы преодолеть это затруднение, Сен-Клер Девиль отыскал — очень слабые — следы возможных контактов между Ланом и Пюизе. Лан до революции служил в гвардейском полку под командой некоего де ла Мусе, чей однофамилец или дальний родственник поддерживал в Лондоне связи с Пюизе. А Жозеф Оливье Биго, видимо, был знаком с этим однофамильцем.
В результате можно полагать, что в Тампле в начале 1794 г., когда похищение было еще возможно, действовал в качестве дежурного комиссара роялистский агент. Правда, Сен-Клер Девиль благоразумно заявляет, что не будет заниматься рассмотрением того, как могло быть осуществлено похищение.
Вся гипотеза Сен-Клера Девиля основана на подмене фамилии члена Коммуны Bigaud фамилией Bigot. Как сообщил в письме к известному французскому историку А. Кастело другой исследователь — Шам-пион, изучивший в Национальном архиве оригиналы документов, о которых идет речь, «переделки[31] не относятся к революционной эпохе, как полагает Сен-Клер Девиль, а являются делом рук какого-то шутника. Последний в недавнее время хотел подкрепить доводы в пользу Эрваго[32], отстаиваемые Ле-нотром, который связал мнимого дядю некоей Николь Биго с судьбой Людовика XVII… Подделка бросается в глаза, если обратить внимание на цвет чернил, которыми внесены эти переделки, и я убежден, что химический анализ двух видов чернил представит тому научное доказательство». Другой историк — Л. Астье также отмечает, что переделки были сделаны позднее, чем составлен сам текст.
Добавим, что Реми Биго умер в 1807 г., Жозеф Биго — в 1811 г. Лан дожил до глубокой старости и еще в 1840 г. рассказывал одному историку о годах революции. Ни один из них не обмолвился ни единым словом о своем участии в заговоре, приписываемом им Сен-Клером Деви-лем. Тем не менее многие авторы хотели бы видеть в Биго ключ к «тайне Тампля». Отсюда и рождались все новые и новые домыслы.
Биго — девичья фамилия Николь, матери одного из «претендентов» Жана-Мари Эрваго, и среди подписавших свидетельство о смерти дофина был Реми Биго. Отсюда возникла побасенка, что семья
