Оракул снова не закончил свое повествование. Так было всегда. Сехер однажды спросил его:

– Почему?

– Непрекращающееся изменение есть время. Ты жаждешь конечного, но твое естество – бесконечность. Ты – свободное существо, и никогда не должен бояться остаться одиноким в своих решениях. Ты – единственная точка отсчета в круговороте незримых вселенных, в извечной и величественной Игре сотворения…

Видение померкло. Сехер почувствовал легкое головокружение и внезапную слабость.

– Что с тобой? – Тийна стояла, освободившись из его объятий.

– Я, кажется, учусь, что значит быть человеком…

Он снова привлек ее к себе, прижавшись щекой к ее волосам, пахнущим солнцем и виноградными листьями.

– Тебе это нравится?

– Я не смог избежать этого. И хвала Богам, что это случилось со мной. Я мог не узнать… самого главного о жизни.

– Теперь знаешь?

– Я надеюсь…

Он погладил мягкую округлость ее груди, отодвинув в стороны широкие, завязанные на плечах бретельки ее узорчатого жилетика, склонился и поцеловал там.

– Когда я увидел тебя, я… узнал тебя сразу же, ты никогда не покидала моего сердца.

– Я могла не появиться на том празднестве… Отец часто брал меня в далекие путешествия по морю. Это случайность, что мы встретились.

Тийна прикоснулась тыльной стороной ладони к его щеке, гладкой и горячей.

– Только однажды, в самом начале…

Она не поняла его:

– В начале чего?

– В начале всего… То, что происходит с нами, что продолжается, – есть неотвратимое следствие первого «мановения руки», первого броска игральных костей.

В знойном воздухе неслышно, как привидения, пролетали утки. Насекомые с жужжанием суетились среди виноградных гроздьев. Сехер закрыл глаза, вдыхая запах ягод и нагретой земли, вновь нашел губы женщины, мягкие и податливые, краем сознания ловя уплывающие звуки… И вдруг резко отстранился, оглядываясь.

За кустами мелькнула тень, послышался не то треск веток, не то разряд энергии, как во время сильной грозы… Жрец мгновенно выхватил из-за пояса огромный, тяжелый боевой топор с длинной ручкой, украшенный эмалью и слоновой костью. Лезвие со свистом рассекло воздух… Топор мелькал в его руках со страшной силой и скоростью – казалось, ничто живое не уйдет из-под молниеносного удара… Однако, бросившись в кусты и круша их направо и налево, Сехер словно бился с призраком. Мелькание тени сбивало его с толку, мощные удары не достигали цели, разя наповал кусты и даже довольно толстые стволы деревьев. Они падали, подрезанные, как цветочные стебли…

– Что ты делаешь?

Тийна с изумлением и страхом наблюдала этот ураган, устроенный топором и человеком. Ей тоже показалось, как что-то мелькнуло в кустах… отозвалось ноющей болью в груди. Она захотела вдохнуть побольше воздуха, но это не сразу получилось.

– Где ты научился этому?

Она не могла поверить своим глазам. Верховный Жрец Тота машет топором, словно лесоруб! Крушит кусты в мелкую сечку, будто зеленый салат на завтрак.

Сехер, убедившись в бесполезности своих действий, отшвырнул топор с такой силой, что тот пролетел добрую половину сада и глубоко вонзился в землю. Только сейчас он повернулся, чтобы ответить Тийне, и поразился ее бледности. Ему показалось, что не ее, а его собственная кровь уходит в землю без остатка; он весь похолодел и покрылся испариной. В один прыжок подскочив к ней, подхватил за плечи. Он слишком хорошо знал эти симптомы. Он смертельно испугался…

Бледность, разлившаяся по ее лицу, сказала ему больше, чем он мог услышать. Подхватив женщину на руки, он быстрыми шагами пошел в дом.

Сехер делал все, что мог, и все, что не смог бы сделать никто, кроме него. Он делал больше того, что в силах человеческих, – и через несколько часов этой неистовой борьбы, ему удалось вдохнуть в почти безжизненное тело «флюиды Ра». Щеки женщины едва заметно порозовели, длинные ресницы дрогнули…

Она еще некоторое время побудет с ним. Но недолго. Сехер понял это с беспощадной ясностью, не оставляющей ему ни секунды блаженного неведения.