– Он сбежал от нас. Денег пожалел. Тем более секача мы ему не загнали. Обиделся парень! Короче, если начистоту, мы были уверены, что не застанем его в городе. Послали Гришку потихоньку проверить, стоит еще тачка у Шемякина или нет. Оказалось – стоит, как стояла, и хозяин не появлялся. Тут мы призадумались. Какие могут быть варианты? Загулял у деревенской шалавы или вернулся в домик егерей, погостить. У залетных пташек разные причуды бывают.

– Другие соображения имеются?

Степан опустил жуликоватые глаза, поскреб бороду.

– Хреново, если чувак заблудился, забрел на болото и… В тех местах гиблые топи, Дамианова трясина. Слыхали?

– Хочешь сказать, Неверов утонул в болоте?

– Ну… всякое случается.

– С «Вепрем» связь есть?

Грибов покачал головой.

– Не-а. Сотовая не берет, а на спутниковую они не заработали. Говорю же, захудалое хозяйство. Да появится ваш Неверов! Взрослый мужик с ружьем в лесу не пропадет. Это ж не зима, чтобы замерзнуть, и не сибирская тайга, чтобы месяцами блудить. Я у него приборчик видел наподобие компаса.

– А вдруг его «монашка» в трясину заманила? – сказал младший Грибов, и все повернулись в его сторону. Он стоял в дверях, раскуривая папиросу. – Я лично в привидения не верю, но люди зря болтать не станут. В тех местах призраки бродят! Морочат охотников, гробокопателей разных, богомольцев пугают.

– При-и-израки? – протянул Матвей. – Это интересно. Хотя все могло быть гораздо проще. Вы отвезли Неверова подальше, убили его, ограбили и утопили труп в болоте. Потом придумали басню про охоту на кабана и незадачливого охотника, который заблудился в трех соснах.

Из глаз Гришки полетели искры от услышанного.

– Эй, ты че? Опять убийство нам шьешь? Не убивали мы москвича. Мы не душегубы, чтобы из-за бабла человека порешить. Между прочим, он нас предупредил, что денег у него с собой больше нет. Обещал, когда вернемся с добычей, здесь доплатить. Понял?

Матвей недоверчиво хмыкнул.

– Мы тут кумекали… про нечистую силу, – хрипло произнес Степан. – Я думаю, дыма без огня не бывает. У меня дружок в армии был, родом из Голыгина. Он такие страсти рассказывал! Будто неподалеку от ихней деревни в старину кому-то отрубили головы, а тела бросили в болото. И теперь, когда туман ложится, они выходят на дорогу, головы держат под мышкой и кланяются. Жуть!

Клумбы перед особняком на улице Пюто источали аромат цветов. По фасаду здания вился плющ, тронутый медью и багрянцем. Яркие краски таили в себе увядание.

Двое мужчин – один подтянутый, седой, другой помоложе, с черными усиками на красивом лице – стояли у окна. Оба были эмигрантами из России, но разговаривали между собой по-французски.

– Превосходные розы, – сдержанно произнес седовласый господин. – И все красных оттенков. Будто кровь. Мы стоим на пороге новой эпохи, дорогой Серж, на пороге великих перемен. Революция, выбросившая нас из родной страны, словно жалких отщепенцев, рассеяла искры вражды по всей Европе. Да что Европа, весь мир заражен бациллой ненависти. Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем! Когда такие слова звучат из уст не политического агитатора, а поэта, становится по- настоящему жутко. Кому-то вдруг понадобилось столкнуть народы лбами, натравить сословие на сословие, противопоставить одну идеологию другой. Пресловутая классовая борьба! Боже, какая пошлая выдумка…

– Вы полагаете, это выдумка?

– А что же еще? Воюют идеи, а не люди. Но идея всеобщего равенства – полная утопия. Заметьте, большевики подают свои несъедобные блюда под весьма благородным соусом. Гитлер использует тот же прием: он обещает немцам сытую и сладкую жизнь. На самом деле эти вожди безумны, они увлекут своих приспешников в пропасть и утопят мир в крови.

Молодой человек порывисто вздохнул:

– Я бы не стал делать поспешных выводов.

– Какая спешка? Мы безнадежно опаздываем, мой друг. Пора позаботиться о судьбе нашей картотеки и архивов. Лучше всего их уничтожить.

– Зачем? – горячо воскликнул Серж, пораженный столь радикальным предложением.

– Началась война. Полагаю, скоро здесь будут хозяйничать нацисты.

Серж разразился патриотической тирадой, исполненной героического пафоса. Пожилой собеседник слушал его, скрывая улыбку. Давно ли он был таким же молодым и безрассудно храбрым, излучал энтузиазм и веру в светлое будущее России? И где он теперь? Нашел убежище во Франции, откуда тоже собирается бежать. Вечный беглец! Печальная участь…

Пожилой господин отошел от окна и задумчиво обвел взглядом со вкусом отделанный кабинет: дубовые панели, резьба, бронзовые подсвечники, тяжеловесная мебель. Целую стену занимает старинный гобелен. На переднем плане могучий красавец голыми руками сражается с медведем, в отдалении за поединком наблюдает свита – знатные всадники, слуги, которые сдерживают охотничьих собак.

– Вам нравится? – Хозяин кабинета обернулся к молодому собеседнику. – Зигфрид на своей последней охоте. Великий и бесстрашный герой германского эпоса был убит, когда наклонился к ручью испить воды, – так гласит легенда. Скажете, вероломство? Семена вражды дают отравленные всходы. Сначала вы убиваете, потом вас убивают. Всему виной – жажда власти, тотального господства. Сюжет германских мифов представляет собой борьбу за некое чудесное золото. Обладание им сулит безграничное могущество. Разумеется, это только аллегория. Разве история человечества не то же самое? Вы никогда не задумывались, почему люди ведут непрерывные войны? Когда двое дерутся, за этим всегда кроется кто-то третий. Победители захватывают земли, города и сокровища тех, кто проиграл. Третий подбрасывает им сей вечный мотив, чтобы отвлечь от главного. Истинное богатство не измеряется военными трофеями.

«Что вы имеете в виду? – хотел спросил молодой человек, но воздержался, подумав: – Пожалуй, я покажусь глупцом, если буду задавать нелепые вопросы».

И, не желая обнаружить свое невежество, он заговорил о Зигфриде и пресловутом золоте, из-за которого разгорелся весь сыр-бор:

– Зигфрид – вымышленный персонаж, он олицетворяет безупречного витязя, призванного спасти себя и богов. Он убивает дракона, отбирает у него золотой клад, и, если мне не изменяет память, там еще было какое-то кольцо. Однако скорая гибель помешала ему воспользоваться могуществом кольца, и оно возвращается к «русалкам Рейна». Кажется, я пересказываю либретто опер Вагнера, – смутился Серж. – Мифы полны противоречий и грешат разбродом в толковании тех или иных вещей.

– На то они и мифы. Это ведь не руководство к действиям, а упражнения для ума. Как рассказать слепому о солнечном свете? Какие слова вы употребите, чтобы донести до него то, о чем он не имеет представления? И даже зрячим следует соблюдать осторожность. Нельзя смотреть на солнце без риска ослепнуть. Не потому ли иносказание и притча – излюбленный язык пророков?

Молодой человек опять не сообразил толком, о чем речь, но не подал виду. Что-то неуловимое присутствовало в этом разговоре.

Между тем пожилой господин продолжал развивать свою мысль:

– Вас не удивляет сверхъестественная сила и неуязвимость Зигфрида? – спросил он, указывая на гобелен. – Храбрец приказал слугам не спускать собак, а остальным охотникам не приближаться к медведю. Он настиг зверя на бегу, взял его живьем, крепко связал и приторочил к седлу. Каково? А?!

И процитировал:

Серж еще сильнее сконфузился. Его усики нервно подергивались.

– Но… известно же, что Зигфрид искупался в крови убитого дракона. Листок липы упал ему на спину, и